Свободин А.П. - Откровения телевидения

.

А он смотрит и не может

понять откуда она, настоящая или нет

.

Можно было снимать ее — я поступил иначе

.

Если помните, текст идет за кадром,

а в кадре Лановой и только кисти рук Хари — камера как бы смотрит ее глазами

.

Это оправдано хотя бы тем, что нам гораздо

интересней знать, что происходит с героем,

ибо героиня пока еще — загадка

.

Вот он

слышит, видит ее — мы почти физически ощущаем его растерянность, его незащищенность, как трудно ему, как мучительна

мысль «Откуда она

?

Настоящая ли она

?

»

Он следит руки, такие знакомые, со смеш

ной родинкой под локтем, улыбка ее

…

похожа и в то же время нет, не похожа, а глаза, почему они такие неживые

?

Вроде бы все, как у той, на земле, но только это

«как»

…

Не живая

! И отсюда крик:

«Нет!

..

»

Я естественно упрощаю сейчас, но понимаете, как сложно должен мыслить и чувство

вать актер, чтобы все, о чем думает его

персонаж в данный момент стало понятно

зрителю

.

Понимаете какие высокие тре

бования предъявляет к нему телевидение

.

— Чем вы руководствовались, приглашая

на главные роли в «Солярисе» актеров

В

.

Ланового, В

.

Этуша,

А

.

Пилюс

?

— Для меня выбор актера — момент чрез

вычайно ответственный

.

Причем я почти отвергаю институт «проб», так сильно раз

витый в кинематографе

.

Уже читая сцена

рии, предполагаю, какой актер будет играть

ту или иную роль

.

И исхожу при этом не только из его актерских возможностей,

диапазона его дарования, но и из чисто

человеческих качеств

.

Прекрасный актер

Василии Лановой, скажем, привлек меня в данном случае некоторыми свойствами

своего характера, существенными для этой

роли своей некоторой замкнутостью, обособленностью отгороженностью своего

внутреннего мира

.

А Владимир Этуш —

уменьем «обживать» делать достоверными

любые парадоксальные мысли и ситуации,

которыми так богат роман

Лемма.

Труднее всего пришлось с исполнительни

цей роли Хари

.

Ее пришлось искать, пригла

шать разных актрис

.

Ведь очень сложна

была задача героиня должна проявлять, если так можно сказать, нормальные чувства, оставаясь чуждой этим самым чув

ствам

.

Говорит

:

«Люблю тебя», —

а не

ощущает потребности в любви, не может

постичь чувственную природу любви

.

Любит, целует, изображает страсть, а жен

щины нет — есть девочка, ребенок

.

В

проявлени

и ее чувств какая-то дистиллиро

ванность — от непонимания, от отсутствия

чувственности

.

Сыграть такое для жен

щины-актрисы задача почти непосильная — обязательно вылезет на первый

план инфантильность

.

А эта литовская

девочка — студентка театрального училища — удивительно точно соответствовала

характеру персонажа

.

—

Волнует ли вас сложность научной

гипотезы при постановке телеспектакля

?

—

В какой-то мере

…

Но главное — точ

ность и современность проблемы,

поставленной в произведении

.

Обратите

внимание, что лучшие писатели-фантасты

не очень уж и стремятся сейчас к предвос

хищению крупных научных открытий

.

Ну,

новое фотонно-деитронно-нейтронное

топливо, ну,

самовосстанавливающиеся

роботы со сложной программой действия,

ну, путешествия во времени и пространстве

со

с

толь любимой «нультранспортиров

кой

»

…

Ради этого писать книги, ставить

спектакли

?

Нет, нагромождение чудес и

чудищ, ставшее самоцелью, никого не

привлекает

.

Люди, их мечты, поступки,

мысли — вот самое интересное в произве

дениях фантастического жанра

.

Поэтому в

каждом сколь-нибудь интересном научно-

фантастическом произведении сквозь

модель будущего прорываются тревога и

боль художника, его радость и оптимизм в

размышлениях о вещах, всем нам близких

…

Пушкинская роль Андроникова

А. Свободин

Километрах в двухстах от Москвы белой февральской ночью в бре

венчатой избе, стоящей на отшибе

от деревни, в темных соснах, я уви

дел эту передачу. На телевизор

собралось несколько человек —

люди местных трудных профессий, занимавших их с утра до ночи, не

слишком образованные, редко чи

тающие книги, да и не очень близко знакомые друг с другом.

Этот час рухнул на нас внезапно,

длинный и трудный. Мы прожили его вместе, охваченные чувством

горького сожаления и такой любви

к Пушкину, какая в привычном и остраненном его присутствии в

нашей жизни еще никогда не возни

кала в нас.

Я точно знаю, что наша жизнь,

жизнь разных, случайно сошедших

ся и в обычное время не слишком

подходящих друг другу людей была

бы много беднее без этого необычного часа.

—

В редакцию «Нового мира» пришло письмо из Нижнего Тагила от инженера и краеведа Боташева Николая Сергеевича...

Так начал Андроников свой рассказ. Он говорил медленно, со вкусом,

основательно выговаривая к

аждое слово, как бы втолковывая:

то, что я расскажу, не имеет второстепенных деталей.

—

В 1939 году умер в Тагиле 84-летний маркшейдер Павел Павлович

Шамарин

.

Произнеся эту фразу, Андроников впервые в рассказе показал человека. (Порой кажется, что, рассказывая о людях, он показывает их невольно, даже когда это не входит в его намерения.)

—

В 1939 году умер в Тагиле 84-летний маркшейдер...

Мы увидели старика, по-уральски неразговорчивого, низкорослого, согнутого, широченного, видавшего виды, образованного на манер просвещенных купцов, но не афишировавшего свое образование.

—

Умер маркшейдер

…

Точно в ту секунду, когда произносил он это необычное слово, Андроников

написал его портрет, написал этим самым словом, жирным и сочным, как репинский мазок в этюдах к «Государственному совету».

Маркшейдер...

До этой фразы он уже рассказал, как попали письма Карамзиных в

Нижний Тагил. Назвал Павла и Анатолия Демидовых, красавицу Аврору Карловну Шернваль, Андрея Карамзина. Упомянул Италию, Флоренцию,

Сан-Донато, Малую Валахию — перечислил десятка полтора имен и

названий.

Но увидели мы первым маркшейдера. Нельзя было показать ни Павла, ни

Анатолия Демидовых, ни красавицу. Нельзя, потому что для нас, его

слушателей и зрителей, было еще рано. Надо было подвести их к нам как

можно ближе, соединить с нами через живого человека.

Поэтому появилась Елизавета Васильевна Боташева, библиотекарь Тагильского музея. Андроников улыбнулся, лицо его сделалось мягче и выразило добрую любовь к Елизавете Васильевне и саму ее, скромней