Соколова Е.Е. - 13 диалогов о психологии

С: Разве тем самым Спиноза не говорит о том, что душа и тело все-таки разные вещи? А.: Это не разные вещи, это, если хочешь, разные проекции одной и той же вещи (индивидуума) на разные плоскости. С: То есть?

А.: Чтобы тебе было понятно, воспользуюсь одним образом, который предложил однажды Виктор Франкл. Представь себе какой-нибудь стереометрический объект, например конус. Представил? С: Представил.

А.: А теперь попробуй мысленно осветить конус сверху и посмотри, какая по форме тень получилась внизу. С: Ясно, что круг.

А.: А теперь освети конус сбоку. Что ты видишь? С: Треугольник.

А.: Вот тебе и разные проекции одного и того же объекта на разные плоскости. Так же связаны душа и тело. Это

Диалог 12. Величайшая из мировых загадок

один и тот же индивидуум, взятый “под разными атрибутами”. Отсюда следует также и следующий вывод Спинозы.

Б. Спиноза: Идея всего того, что увеличивает или уменьшает способность тела к действию, благоприятствует ей или ограничивает ее, — увеличивает или уменьшает способность нашей души к мышлению, благоприятствует ей или ограничивает ее [36, с. 465]. А.: И поэтому, чем более активен человек в мире, чем более адекватно он действует, тем более адекватные идеи о мире он получает и — наоборот — адекватное познание мира способствует более совершенному действованию человека в мире, ведущему к его подлинной свободе, которая заключается для Спинозы, прежде всего, в укрощении своих аффектов и жизни “единственно по предписанию разума” [36, с. 576]. И тогда достигается избавление от всяческих страхов — прежде всего, от страха смерти — и состояние “высшего блаженства”.

С: Однако как же завораживает Спиноза своими построениями! Мне кажется, сейчас я выскажу какую-то абсурдную мысль: душа и тело, по Спинозе, одно и то же, ивтоже время не совсем одно и то же, раз душа мыслит, а тело действует…

А.: Великолепно! Ты фактически пришел к формулировке психофизической проблемы в форме так называемой антиномии-проблемы… С: Чего-чего?

А.: Мы обсудим этот термин после того, как познакомимся со взглядами гораздо более близких нам по времени мыслителей, занимавшихся как психофизической, так и психофизиологической проблемами и решавших их — как и Спиноза—в духе психофизического единства. Сейчас мы в большей степени будем заниматься психофизиологической проблемой.

Пойдем по порядку. Рассмотрим современное состояние знания по каждой “составляющей” психофизиологическую проблему. Начнем с физиологической составляющей. С: А зачем в данном случае физиология?

А.: Чтобы, во-первых, не впасть в грех редукционизма, то есть не свести к физиологической психическую реальность, а во-вторых, чтобы показать ошибочность грубо механистического понимания физиологического.

И здесь мы, наконец, рассмотрим концепцию “физиологии активности” Николая Александровича Бернштейна. В этой связи нам придется вспомнить и о творчестве Сеченова.

С: Ты имеешь в виду его идеи о рефлекторной природе психического?

А.: Не только. Эта сторона деятельности Сеченова, то есть идеи о рефлекторной работе мозга и понимание психических процессов по аналогии с рефлексами, была наиболее известна и стала разрабатываться в нескольких направлениях, в частности школой Павлова. Гораздо менее известны были идеи активности и целевой детерминации применительно к работе нервной системы, которые Сеченов развивал главным образом в своих поздних работах 90-х годов. Именно эти идеи, оставшиеся мало понятными для современников Сеченова, которые чрезмерно упростили “образ” психической реальности, были наиболее близки Бернштей-ну. Он развил эти идеи в концепцию активной саморегуляции (См. [9, с. 463-464]). По мнению Бернштейна, уже у Сеченова можно найти принцип активности в противовес принципу реактивности, свойственному так называемой классической физиологии второй половины XIX века и начала XX века, опиравшейся на механистическую модель “стимул-реакция” (См. [10, с. 257,412, 437])…

С: Разве Сеченов не говорил о том, что первая причина всякого действия лежит вне организма, то есть стимул — ина него следует реакция…

А.: Еще тогда, когда мы с тобой впервые знакомились с Сеченовым, я подчеркивал, что не нужно упрощать его представления, пользуясь вырванными из контекста фразами. Ведь Сеченов постоянно говорит о значимости движений для процессов чувственного восприятия, о роли действий в формировании мышления у ребенка. А что такое движения? Н.А. Бернштейн: Движения — это почти единственная форма жизнедеятельности, путем которой организм не просто взаимодействует со средой, но активно воздействует на нее, изменяя или стремясь изменить ее в потребном ему отношении. Еще И.М. Сеченов 100 лет назад указал на эту всеобщую значимость движений в своих замечательных “Рефлексах головного мозга”… Не говоря уже о проявлениях и формах активности в самом прямом смысле — о двигательных функциях, активная форма и структура всех без исключения процессов рецепции и центральной переработки информации находятся сейчас вне сомнений. Наше время подтвердило полностью тезис И.М. Сеченова, что “мы слушаем, а не слышим, смотрим, а не только видим” [10, с. 412, 437].

Диалог 12. Величайшая из мировых загадок

А.: Таким образом, Бернштейн разрабатывает в физиологии принцип активности, опираясь на имевшиеся уже в отечественной науке традиции. Интересно, что дед Берн-штейна, сам будучи врачом и физиологом, преподавал в Одесском университете одновременно с работавшим там некоторое время Сеченовым (См. [9, с. 465]). Так что уже с детства Бернштейн входит в мир естественных наук, вдохновляемый семейными традициями (отец Николая Александровича — помнишь, мы уже говорили об этом — был известным психиатром).

С: Почему же именно Бернштейн избежал вульгаризации учения Сеченова? А.: Прекрасный вопрос — “почему”! По-моему, это главный вопрос при изучении творчества любого ученого, ответ на который может приблизить нас к пониманию механизмов научного творчества вообще. Здесь, мне представляется, сыграли свою роль две причины. Во-первых, Бернштейн был широко образованным человеком: он увлекался не только медициной (в 1919 году он окончил медицинский факультет Московского университета и стал врачом-невропатологом), но и математикой, лингвистикой, психологией, музыкой, играл на фортепиано. Такая разносторонность, несомненно, способствует целостному видению человека, стремлениям понять его действия и движения в их подлинной, нередуциру-емой действительности. Во-вторых, большое значение имело то, что в самом начале 20-х годов Бернштейн стал работать в Центральном институте труда, где перед ним были поставлены задачи изучения трудовых действий и движений в естественных условиях с целью повышения их эффективности. А это опять-таки означало нередуцированное видение движений человека, которые являлись не элементарными ответами на предъявляемые в лаборатории стимулы, как это было, например, в рефлексологических исследованиях школы Бехтерева или в реактологических изысканиях Корнилова, а представляли собой отдельные моменты целостной трудовой деятельности человека, регулируемой сознательно поставленной целью, направленной на преобразование окружающего мира. Вот почему Бернштейн стал развивать именно принцип активности, содержащийся уже — хотя инев разработанном виде — в рефлекторной концепции Сеченова.