Маргерит Юрсенар - Северные архивы. Роман. С фр.

птиц, убитых Дианой, — разновидности одной и

той же субстанции. Пухлые тельца детей, несу­

щих плоды, — это плоды, а восковое, с обвисшей

кожей тело Христа, снятое с креста, — это пред­

смертное состояние плоти. В присутствии этой

мощной органической магмы высокопарность и

вульгарность, всевозможные декоративные ухищ­

рения становятся не важны. Толстая Мария Меди­

чи подобна пчелиной матке. Три сирены,

украшающие мыс корабля, несущего коронован­

ную дурочку, перестают быть дамами Капайо с

улицы Вербуа и маленькой Луизой, послуживши­

ми для них моделью. Их грузные прелести скорее

вызывают в памяти хлопанье волн в борт судна,

нежели являются образом женской красоты.

Словно любовник в постели, словно Тритон в во­

де, Рубенс резвится в море форм.

Клер Фаурмент не оставила следов: я не знаю,

на кого она была похожа больше — на тетю Иза­

беллу или тетю Елену. Но сохранился портрет ее

сына, Даниеля Альбера Адриансена (Даниелем его

назвали в честь династии Фаурментов, Альбе-

103

ром — в честь любимого эрцгерцога). Он был во­

енным, как и отец, офицером в армии Западной

Фландрии, этот всадник в малиновом мундире

производит впечатление человека веселого и пыл­

кого: глаза под густыми бровями смеются и гово­

рят. В следующем поколении кровь у ж е не так

горяча: Ж о з е ф Даниель Адриансен выглядит вели­

чественно в красном одеянии благородного эше-

вена, светлые кудри парика времен Регентства

волнами ниспадают до самого пояса. Этот магист­

рат-щеголь умер молодым, оставив своей кузине

Марианне Кленверк, дочери покупателя Креанку-

ра, трех дочерей, о первой из них я у ж е упоми­

нала, это она — маленькая тень в монашеской

одежде с розой в руке. Из двух других, оставших­

ся в живых, одна прибавила свою ячейку к сети,

выйдя замуж за Бисваля, она умерла бездетной.

Вторая, Констанция Адриансен, моя прапрабабка,

получив разрешение на брак с кровным родствен­

ником, взяла в мужья кузена, Мишеля Донасьена

де Креанкура. Она принесла ему, помимо большей

части состояния Адриансенов, герб со львами, ко­

торыми потомки Мишеля Донасьена украсят свои

буржуазные гербы, а также захудалый испанский

дворянский титул, передаваемый по женской ли­

нии. П о з ж е мы встретимся с постаревшей Кон­

станцией.

Мишель Донасьен, королевский советник, в мо­

мент женитьбы в 1 7 5 3 году мог быть красивым,

хорошо сложенным юношей, весело танцующим

под звуки свадебной скрипки. В 1 7 8 9 году, в воз­

расте пятидесяти семи лет, этот отец семейства по-

104

хож на ухудшенную копию Людовика XVI. Круп­

ные светлые глаза заволокла дремота, нижняя губа

презрительно оттопырена, в расстегнутый ворот

видна жирная шея, одна из тех, по которым словно

плачет гильотина. Мой прапрадед избежал ее, по­

лучив, правда, свою долю неприятностей, которые

несет с собой революция. Сохранилось письмо, ад­

ресованное ему из Касселя в 1778 году, в котором

Мишелю Донасьену дается право называться по

имени принадлежащей ему земли, есть и другое,

где владелец Креанкура, Дранутра, Ломбардии и

других мест именуется попросту гражданином

Кленверком, так называемым Крайанкуром. По

получении этого письма горестная складка у рта,

должно быть, стала глубже.

В мае 1 7 9 3 года в одном из владений семьи де

Гёс, возле Ипра, группа людей беседует вполголо­

са в грабовой аллее. Мишель Даниель де Креан-

кур и его жена Тереза — в дорожных костюмах.

Их пятеро детей, старшему из которых шесть лет,

играют на берегу канала под присмотром гувер­

нантки. Хозяин, Леонард де Гёс, брат Терезы, за­

ключив один из романтических перекрестных

браков, типичных для того времени и позволяв­

ших к тому же не распылять состояния, женился

на сестре Мишеля Даниеля, Сесилии. Среди не­

скольких семейных портретов, которые мне не

удалось идентифицировать, я выбрала лучший; по

возрасту и стилю одежды изображенный на нем

человек больше всего подходит моему прадеду:

Мишель Даниель вполне мог бы быть этим немно-

105

го нахальным франтом, бледным от пудры, ныне

прячущим под изношенным карриком красивый

костюм из голубого бархата, в котором его писа­

ли. На младшем брате, Шарле, — пальто ломови­

ка, делающее его наполовину неузнаваемым. Их

старик отец, Мишель Донасьен, надвинул на лоб

парик с косичкой и похож на собственных фер­

меров. Не знаю, последовал ли он за сыновьями в

изгнание, и если да, то сопровождала ли его Кон­

станция, ей было в ту пору шестьдесят лет. Уехала

она или осталась, нет сомнений, что Констанция

не потеряла голову. Я представляю, как она пре­

спокойно вынимает из кармана серебряную коро­

бочку с эмалью и в самый последний момент

подшивает волан на юбке Терезы.

Милый аббат, сопровождающий семью, одет

как буржуа. Этот священник — у моего отца еще

хранился принадлежавший ему перстень с амети­

стом — считается капелланом Мишеля Донасьена

и воспитателем детей. Но дети еще так малы, что

не нуждаются в учителе, и едва ли семья важни­

чала настолько, чтобы иметь собственного капел­

лана. Аббат, отказавшийся присягнуть революции

и похожий повадками и манерами на Берниса *,

был, вероятно, дальним родственником или дру­

гом людей, с которыми он пустился наудачу по

дорогам Германии.

Маленький живой человечек, кузен Бисваль де

Бриард, только что проскакавший дальними тропа­

ми несколько лье, отделяющих Байёль от Ипра,

справляется, какие дороги ведут в Голландию, где

он намеревается переждать грозу *. Решено, что в

106

Генте он сядет в дилижанс, идущий в Роттердам.

Леонард де Гёс и Сесилия, будучи австрийскими

подданными, могут не эмигрировать. Им в принци­

пе нечего бояться, хотя натиск санкюлотов пугает

их, как и всех остальных. В замке все ценные

предметы спрятаны в надежном месте. Появление

лакея с освежительными напитками прерывает

беседу, ибо прислуге больше не доверяют.

Эти дамы и господа забеспокоились далеко не

сразу. В 1789 году наказы коммун были весьма

умеренными. Затем массовые волнения и пресле­

дования духовенства сильно остудили республи­

канский пыл крестьян. Разумеется, новости из

Парижа ужасны, и рокот барабанов под командо­

ванием Сантера * заставляет дрожать самых стой­

ких. Но Париж слишком далеко, чтобы

чувствовать себя лично в опасности. С тех пор же,

как гильотина заработала в Дуэ, все стало ясно:

мэр Байёля бежал одним из первых. Ж о з е ф Бис-