Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.

Любите ли вы охоту? Например - на лося.

Ваше Императорское Величество? С подхода? На солонцах или с загона? Или вы, Ваше Императорское Величество, лаек предпочитаете использовать?

Как там мой любимый с детства сказочный персонаж говаривал? Только не бросай меня в терновый куст? Это меня-то, охотника с, без малого, девяностолетним стажем, о любви к великой мужской забаве спрашивать? И видимо, что-то такое на моем лице отобразилось, что высоченный Государь прихватил меня за локоть и потянул в сторону лестницы.

Прошу прощения, дамы, - уже на пороге, догадался попрощаться царь. - Я забираю у вас этого молодого человека.

Мария Александровна и Елена Павловна тут же встали, только чтоб присесть в реверансе. Ни одна из них и не подумала возразить царю. Тем более что разговор зашел об охоте, нисколько их не интересующей.

Александр повел меня в Арсенал. Хвастаться оружием и чучелами трофеев, конечно. А иначе вообще, зачем убивать ни в чем не повинных животных? По дороге потребовал рассказать суть охоты с подхода. Немного даже поспорили, и все-таки пришли к согласию, что на Императорских егерских дачах в Гатчине, где прежде дикий лес расчищен и поделен просеками на идеальные квадраты, такой метод лосиного убийства для стрелка не интересен.

Из всех стоящих в пирамидах ружей я только марку Тульских оружейных заводов знал. Ито, из такого раритета стрелять не доводилось. О чем со смущением и признался. Посетовал даже, что в обширной коллекции нет ни образца от Спенсера, ни винчестера Генри из Нью-Хейвена. О трехлинейке или хотя бы берданке я уж и не говорю. Привел как довод их многозарядность. Бывает же, что с одного выстрела зверь не умирает? Бывает, и часто! Иной раз так умудряются попасть, что несчастное, страдающее от боли животное еще по десять километров пройти умудряется. А тут - скобу дернул и добил. Гуманно, едрешкин корень!

Царь внимательно меня выслушал, извинился, и отошел к бюро, на котором стояли весы для размерения пороха, чиркнуть записку. Откуда-то взявшийся гвардейский офицер забрал клочок бумаги и испарился. А мы спокойно продолжили осматривать смертоносные механизмы.

Черт за язык дернул - брякнул о своем заказе в Московском училище. Александр едва-едва дернул бровью и потащил в кабинет - рисовать. Из меня чертежник тот еще, а вот царь оказывается - неплохой художник. Все свободные простенки его царицынского кабинета им самолично написанными картинами завешаны.

И снова несколько неровных строк на обрывке бумаги, вестовой гвардеец, и продолжение разговора, как ни в чем не бывало. Исчирканные листы отодвинуты в сторону, на стол ниньдзи-лакеи, передвигающиеся абсолютно бесшумно, мигом сервировали все полагающееся для чайной церемонии.

За чаем поговорили о лайках. Государь пообещал сводить на псарни в Егерской слободе в Гатчине. Я рассказал о сибирской универсальной собаке. Пришлось тут же давать обещание непременно прислать щенков. Штук не менее дюжины. Желательно вместе с опытным человеком. Лайки они такие - с этими наглыми мордами не всякий управится. Поведал венценосному любителю пострелять несколько охотничьих историй. Жаль, нельзя было много говорить. Я в этой жизни за год в Сибири столько бы не успел натворить.

Зашел без приглашения какой-то хмырь в блестящей вышивкой скорлупе. Даже всезнающий Герочка затруднялся определить его придворную должность. Но вот что точно не вызывает сомнений - так это имеющийся у хмыря доступ к государеву уху. Склонился - иначе и не скажешь - склонился и что-то прошептал. Александр кивнул, резко погасил очередную папиросину и встал. А я вскочил. Положено так.

Идемте, Герман Густавович, - и шагнул в дверь первым. Прекрасно знал, что никуда я от него не денусь. Побегу следом как миленький.

Стали спускаться вниз по лестнице, к выходу из дворца. Какие-то люди прямо-таки стащили с плеч мой мундир, натянули замшевый пиджак с карманами, и набросили украшенный шнурами полушубок. Тот, который еще бекешей называется, кажется. И все это на бегу, в попытке не отстать от высокого и длинноногого царя. Уже перед самыми застекленными воротами - иначе их и не назовешь - на голову напялили лохматую, соболиную шапку. Самый обычный наш сибирский треух - прадедушка классической шапки-ушанки. Только из волшебного, цвета орехового дерева в солнечных лучах, меха.

На улице гарцевала готовая ко всему сотня кавалергардов, а у подъезда ждали больше дюжины санок с приготовленными медвежьими полостями для пассажиров. Последовал какой-то мне не понятный ритуал приветствия, и Александр уселся. К вящему моему удивлению, рядом с самодержцем тут же уселся мужик, чуть ли не в домотканом крестьянском армяке. Только после этого лакеи стали провожать сопровождающих, вроде меня, к другим экипажам.

Ехали долго. По мне, так даже слишком. Я и сиделку отсидеть и озябнуть, и проголодаться успел. Но растянувшийся караван, со скачущими со всех сторон кавалеристами, не останавливался ни на секунду. Вот так - приспичит уединиться с природой, и терпи. Лопни или умри, но царский поезд даже не притормозит. Сбросят под замершие в ледяной сказке деревья, и укатят дальше.

Ехали мы, ехали, и, наконец, ближе к вечеру, приехали в Гатчину. Еще один дворец, посреди огромного парка, обильно иллюминированный и украшенный имперским триколором. Санки остановились, и последовал процесс выгрузки. Только теперь, царь встал последним.

Меня и еще двух незнакомых ни мне, ни Герочке господ слуги подхватили, чуть ли не под локотки, и, попутно отобрав верхнюю одежду, препроводили в гостиную на первом этаже Арсенального каре. Несколькими минутами спустя туда же пришел Александр.

Хорошо-хорошо, Иван, - мне показалось - как-то радостно воскликнул кому-то за спину Государь, и в два шага оказался подле нас. Естественно мы встали.

Вы верно голодны, господа? Я так, быка бы съел. Пока там готовят... по-простому, давайте ка я вас познакомлю.

Царь оглянулся, как бы выбирая с кого начать. И остановил выбор на мне. Во0первых, как я подозревал, остальные были отлично знакомы, а во-вторых, я оказался самым молодым в этой чудной компании.

Этот молодой сударь - тот самый Герман Густавович Лерхе, действительный статский советник и Наш наместник в Томской губернии. Вы не могли о нем не слышать. Ныне о нем везде только и говорят.

Я поклонился, заодно пряча улыбку. Уж очень заинтересованными стали лица незнакомых царедворцев.

Этот отважный офицер - мой брат, Николай. А этот благородный муж - герцог Георг-Август Мекленбург-Стрелицкий. И давайте, господа условимся! До окончания охоты говорить без... по-простому. Довольно будет и имен.

Гера завис в полном и безоговорочном шоке. Еще он немножко злился, как я подозревал - в первую очередь на самого себя, за то, что не смог опознать этих не последних в столице людей. Великий князь Николай Николаевич, третий сын предыдущего царя был женат на старшей дочери принца Ольденбургского, Александре. А за Георгом-Августом, которому в Империи ненавязчиво сменили родовую фамилию на более удобную для русского языка со Штрелиц на Стрелицкий, была замужем дочь Великой княгини Елены Павловны, Екатерина Михайловна. Кроме того, герцог приходился царю двоюродным братом по матери. А уж ближайшую родню Императора каждый верный подданный обязан был знать в лицо.