Неизв. - Дай Андрей Поводырь в опале.

Пятьсот семьдесят, - вскинув брови, выдохнул он. А Елизавета Михайловна прикрыла рот ладошкой.

Пятьсот семьдесят, - хмыкнул я, и без спроса усевшись за стол, принялся писать. - Будем считать, что это мой подарок вашей замечательной семье на Рождество.

Но нам нужно посоветоваться, обсудить... - семидесятилетний генерал, профессор и инженер еще пытался остановить катящийся на него вал. - А что, если соблазн окажется слишком велик, и я растрачу ваши деньги?

Ах. Я не сказал! В этом случае вы откажете своим детям в безбедном будущем. К жалованию прилагается еще и три процента акций Томских Железных Заводов.

Пишите, сударь, пишите, - заторопилась госпожа Александрова. Судя по всему, очень скоро планирующая сменить фамилию на Чайковскую.

Да я и не сомневался. Лежащий на столе в гостиной листок бумаги с круглой цифрой - сам по себе лучший агитатор.

Анатоль, - позвал я по-французски, пока Илья Петрович что-то активно обсуждал с Елизаветой у окна. Парнишка, видно подслушивающий у двери, мигом появился.

Там, - я махнул рукой на позабытый всеми на комоде пакет с подарками. - Разберись кому что. В Рождество был слишком занят, прости, что только сейчас...

Что вы, Ваше превосходительство, - сгребая тяжелый сверток - одни ружья весили по три фунта, поспешил он меня оправдать. - Мы-то тем более вам подарки не сделали.

Герман Густавович, - позвал Чайковский. - Я принял решение согласиться.

Отлично, - протягивая руку, искренне обрадовался я. Теперь у меня было на кого свалить хоть часть забот. - Еще две или три недели я буду в столице. За это время вам, Илья Петрович, следует заняться подбором людей и готовиться к дальнему путешествию. В случае любых затруднений... Илья Петрович! Я не шучу! Любые затруднения, и вы ставите меня в известность! О конкретной дате отправления я вас извещу.

Хорошо, Герман Густавович, - ну вот, уже и имя мое запомнил. Хорошее начало! - У меня будет время ознакомиться с новинками в металлургии, и снестись с некоторыми своими учениками. А если потребуется приобрести что-либо из приборов или инструментов...

Шлете ко мне посыльного.

Шлю к вам посыльного, - улыбнулся Чайковский, и Елизавета Михайловна ласково взяла его ладонь в свою. Управляющий моих заводов в надежных руках.

Заторопился уйти. Наступал момент, когда дальнейший разговор мог превратиться в переливание из пустого в порожнее. Илье Петровичу было что обсудить с Елизаветой Михайловной, и мне не стоило при этом присутствовать.

Тем более что время приближалось к обеду и в животе потихоньку распевались обиженные скудным завтраком кишки. В Аничков дворец назначено на четыре дня. Это означало - кормить не будут. Следовало покушать где-нибудь в городе. Кухарка старого генерала Лерхе была кем угодно - Густаву Васильевичу лучше известно кем - но только не искусной стряпухой. По правде сказать, из всего, что она рисковала приготовить, я смог без содрогания в себя впихнуть только овсяное печенье. Но нельзя же круглосуточно давиться одним и тем же?! Так же, от переизбытка овса в организме, можно и по-конски заржать!

Благо, я являлся обладателем уникального, единственного в своем роде, внутричерепного говорящего навигатора по Санкт-Петербургу. Герочка не дал помереть с голоду, подсказав, что неподалеку от Училища Правоведения, на Рыночной, есть вполне себе приличный подвальчик, в котором, кроме спиртного, подают еще и замечательные кушанья из куриц. Так прямо расхваливал покрытые золотистой корочкой жирные тушки с гречишным гарниром, что я чуть слюной не захлебнулся.

Заведение нашлось на том самом месте, где и было во времена моего... то есть - Герочки, ученичества. И хотя курицу они больше не готовили - толи поставщик сменился, толи повар - но и щи, и котлеты оказались отменными. А вместо компота, хорошо пошла ледяная водка. Немного. Грамм примерно сто, да под хрустящую квашенную капустку, и пьяным меня не сделали, и необходимое расслабление сжавшейся от страха душе подарили.

К полосатой будке караула на подъезде к дворцу я подъехал без десяти четыре. Думал - успею. Думал - это на Высочайшую аудиенцию, не имея придворного чина нужно за пару часов являться, а здесь-то, поди, проще. Нефига подобного! Два - не два, но минут сорок меня точно мурыжили. Сначала пришлось ждать офицера Особого сводного ЕИВ полка. Потом тот, вспомнив, что список приглашенных на нынешний день остался в караульном помещении, ушел. Неспешно так, с ленцой. Будто бы - давая мне время одуматься и сбежать. И очень удивился, обнаружив меня на том же месте. Тем более что действительного статского советника Лерхе в списках не значилось.

Отправили вестового к дежурному командиру собственного ЕИВ цесаревича казачьего караула. Николай, кроме много прочего, был еще и атаманом всего казачьего войска.

Наряженный как с лубочной картинки - весь в серебряных шнурах и с кинжалом на поясе - казак пришел не один. Привел еще жандармского поручика, тут же полезшего рыться в тубе с картами и саквояже с бумагами.

Вы не представите мне своего спутника? - любезно спросил я казака. Толи водка все-таки сказала свое, толи отвык я от проявлений непочтительности в своей Сибири, только спускать это откровенное хамство я не хотел.

Это зачем, Ваше превосходительство?

Как зачем, милейший? Чтоб дальнейшая служба этого исполнительного молодого человека проходила весело... у меня в Томске!

Жандарм отдернул руки от моих вещей, как от ядовитой змеи. Но было поздно. Я уже никуда не торопился.

Прошу прощения, Ваше превосходительство, - порозовел поручик. - Служба!

Так а я о чем, любезный?! Думается мне, Николай Владимирович не откажет мне в переводе такого многообещающего офицера...

Казак, тот, что весь в серебре, хмыкнул и встретился глазами с тем, что сидел на облучке моего экипажа. Артемка хмыкнул в ответ, и кивнул. Как равный! На нем-то был обычный полковой мундир, безо всяких излишеств, и он не выглядел рождественской елкой.

Чудно у вас тут, брат, - негромко выговорил денщик. - Не по-людски...

Конвойный тяжело вздохнул и отвернулся. А жандарм увидел шашку и револьвер у моего молодого кучера. Глаза поручика вылезли от удивления.

Это же... Ваше превосходительство! Простите великодушно, Ваше превосходительство! Но оружие следует оставить здесь. Ваше превосходительство.

Пишите опись, - легко согласился я. - Стану уезжать, сверим.

Розовощекий жандарм и вовсе покраснел как вареный рак. Я только что прилюдно усомнился в его честности. А, следовательно - нанес оскорбление чести.

Я...

Что ты, любезный? - почти ласково поинтересовался я. Герман уже бился в ярости изнутри в череп, требуя выпустить его гнев наружу. В глазах темнело. Я поймал себя на том, что с вожделением посматриваю на рифленую рукоятку Адамса у Артемки за поясом.