Марк Твен - Приключения Тома Сойера (пер. Ильина)

— Ни-ко-му. Да покажите же.

— Нет, ну вам же точно не понравится!

— Ах вот вы как! Тогда я сама посмотрю!

Она вцепилась пальчиками в его руку, последовала короткая возня, — Том изображал сопротивление, но понемногу руку отодвигал и вскоре девочка увидела слова: « Я люблю вас ».

— Гадкий!

Она шлепнула Тома по руке, однако лицо ее разрумянилось от удовольствия.

И в тот же миг на ухе мальчика сомкнулись и потянули его вверх неторопливые, роковые пальцы. Таким манером Тома провели под градом смешков через весь класс к обычному его месту. Несколько страшных мгновений учитель простоял над ним, но затем, не сказав ни слова, возвратился на свой престол. Ухо Тома горело, конечно, но сердце ликовало.

Класс затих, Том честнейшим образом старался вникнуть в учебник, однако в голове его уже успел воцариться совершеннейший кавардак. На следующем уроке — чтения — он с трудом выговаривал слова, на уроке географии обращал озера в горы, горы в реки, а реки в континенты и, в конце концов, возвратил планету в состояние первозданного хаоса; а во время диктанта не справился со словами, которые не поставили бы в тупик и сущее дитя, за что учитель приказал ему выйти из-за парты и отобрал у него оловянную медаль, которую Том вот уже несколько месяцев гордо выставлял всем на показ.

Чем пуще силился Том с головой погрузиться в учебник, тем дальше убредали его мысли. В конце концов, он вздохнул, зевнул и сдался. Ему стало казаться, что полуденная перемена не придет никогда. Воздух был мертвенно тих. Ни дуновения, ни шевеления даже. Стоял самый сонный из всех сонных дней. Дремотный бормоток двадцати пяти прилежно зубривших учеников убаюкивал душу подобно завораживающему зудению пчел. В лиловатой дали вставали под сияющим солнцем нежно-зеленые, колеблемые пеленою зноя склоны Кардиффской горы; какие-то птицы плыли по небу на обленившихся крыльях, а больше ни одного живого существа нигде видно не было — не считая коров, да и те спали.

Душа Тома жаждала свободы — или хоть какого-нибудь увлекательного занятия, которое позволило бы скоротать безотрадное время. И вот рука его погрузилось в карман, и лицо мгновенно озарилось благодарностью, бывшей, собственно говоря, молитвой, хоть Том того и не знал. Украдкой извлек он на свет божий коробочку из-под пистонов, достал из нее клеща и опустил его на длинную плоскую парту. Крошечное создание прониклось, надо полагать, признательностью, также равносильной молитве, но слишком поспешной, ибо едва оно с радостно заспешило куда-то, Том булавкой поворотил его, дав ему новое направление.

Рядом с Томом сидел за партой его закадычный друг, страдавший не меньше Тома: теперь и он всей своей обрадованной душой ушел в неожиданно подвернувшееся развлечение. Закадычного друга звали Джо Харпер. Всю неделю мальчики дружили — не разлей вода, — а по субботам выходили на поле боя заклятыми врагами. Джо вытащил из лацкана куртки булавку и стал помогать Тому муштровать пленника. Чем дальше, тем занимательнее становилась эта игра. Но вскоре Том заявил, что они только мешают друг другу получать от клеща полное удовольствие. Поэтому он положил на парту грифельную доску Джо и провел посередине ее вертикальную черту.

— Вот так, — сказал Том, — если клещ на твоей половине, ты гоняешь его сколько хочешь, а я тебе не мешаю; но если он уйдет от тебя ко мне, ты не будешь трогать его, пока он не сумеет опять перейти границу.

— Ладно, идет. Начинай ты.

Клещ довольно быстро удрал от Тома и пересек экватор. Некоторое время Джо донимал его, затем клещ ухитрился снова перебежать границу. Так он и метался с одной половины игрового поля на другую. Пока клеща тиранил, целиком уйдя в это занятие, один из мальчиков, другой с не меньшей увлеченностью наблюдал за ним, головы их склонились над доской, оба намертво забыли про все на свете. В конце концов, удача приняла, похоже, сторону Джо. Клещ, впавший в не меньшее, чем то, что владело мальчиками, волнение, в исступление даже, бросался туда, сюда и куда угодно, но всякий раз, как победа шла, если так можно выразиться, в руки Тома, а пальцы его начинали подергиваться от нетерпения, булавка Джо мастерски преграждала бедняге дорогу, обращая его вспять. И Том не выдержал. Слишком велик был соблазн. Он протянул руку и булавкой подтолкнул клеща к своей половине доски. Джо, мгновенно вознегодовав, потребовал:

— Оставь его в покое, Том.

— Я просто хочу немного подбодрить его, Джо.

— Нет, сэр, это нечестно. Оставьте клеща в покое.

— Да что такого-то? Я его почти и не трогаю.

— Говорят тебе, оставь его в покое.

— Не оставлю!

— Не имеешь права, он на моей половине.

— Слушай, Джо Харпер, чей это клещ, а?

— Мне все равно, чей это клещ — он на моей половине, так и не трогай его.

— А вот и трону. Клещ мой, что хочу, то с ним и сделаю, не сойти мне с этого места!

Страшный удар обрушился на плечи Тома, затем точно такой же — на Джо и в следующие две минуты из курток двух мальчиков летела — к восторгу всего класса — пыль. Они до того увлеклись, что не заметили ни тишины, павшей на класс, ни учителя, который на цыпочках подобрался к их парте и простоял недолгое время, нависнув над ними. Учитель, понаблюдав немного за их игрой, решил внести в нее некоторое разнообразие.

В полдень, как только началась перемена, Том мигом оказался рядом с Бекки и зашептал ей на ухо:

— Надень шляпку и притворись, что уходишь вместе со всеми домой, а как дойдешь до угла, отстань от них, сверни в проулок и вернись к школе. Я пойду в другую сторону и сделаю то же самое.

Бекки покинула школу с одной стайкой учеников, Том с другой, и вскоре они встретились в конце проулка и возвратились в школу, перешедшую теперь в полное их распоряжение. Они уселись за парту, положили на нее грифельную доску, и Том, вручив Бекки грифель, стал водить ее рукой по доске, на которой вскоре возник еще один удивительный дом. Когда же их взаимный интерес к искусству стал ослабевать, дети разговорились. Том, купаясь в блаженстве, спросил:

— Тебе крысы нравятся?

— Нет! Я их терпеть не могу.

— Да я, в общем, тоже — живых . Я спросил о дохлых, которых можно вертеть на веревочке над головой.

— Нет, мне и такие не нравятся. Вот что я люблю, так это резинку жевать.

— Ну еще бы! Жалко, у меня сейчас нет ни одной.

— Правда? А у меня есть немного. Хочешь, дам тебе пожевать, только ты ее мне верни.

Предложение было принято, они по очереди пожевали резинку, болтая от удовольствия не достававшими до пола ногами.

— Ты в цирке когда-нибудь была? — спросил Том.

— Да, и папа обещал как-нибудь сводить меня еще раз, если я буду хорошо себя вести.