И. Халатников - Дау, Кентавр и другие

А я попал в Москву — только потому, что просился на фронт. Мне сразу доверили больше, чем взвод — я был назначен за­местителем командира зенитной батареи. Тогда еще на каж­дой батарее были командир и комиссар. Наша батарея стояла недалеко от штаба 57-й зенитной дивизии, которая в это вре­мя там разворачивалась.

Командир и комиссар батареи были кадровыми военными, получившими военное образование еще в мирное время. Пер­вое, что я выучил, что на батарее нужно уметь очень крепко ругаться матом, иначе ничего добиться было невозможно. Мат на батарее стоял невероятный. Пили, конечно, тоже страшно. Спустя какое-то время мои начальники поняли, что я человек надежный. Поэтому они оставляли меня на ночь дежурить на батарее, а сами уходили гулять к местным учительницам. Ба­тарея находилась на Калужской дороге, рядом был поселок Валуево и другие подмосковные поселки.

Командир батареи Гришин был хотя и довольно молодым, но очень жестким по моим представлениям человеком. Од­нажды произошел такой случай. Один из солдат, который дол­жен был охранять каптерку, то есть склад продовольствия на батарее, ночью залез на этот склад и наелся там концентратов. После чего целый день валялся больным. А вечером командир батареи созвал личный состав, построил всю батарею и объя­вил приговор — расстрел, за то, что он съел продукты со скла­да. После чего была произведена имитация этого расстрела. Приговоренный встал на колени, плакал, просил пощады, и его все-таки потом «пожалели» и не расстреляли. Эта история стала известной где-то в штабе, и Гришин был отправлен в штрафной батальон. Потом я слышал, что он прошел штраф­бат, вернулся и был неплохим командиром. Правда, жестким.

Все это я считаю своими армейскими университетами.

Начальник штаба

Дальше происходило формирование Пятого полка моей ди­визии, и меня после стажировки в штабе дивизии назначили заместителем начальника штаба этого Пятого полка. Полк со­стоял из нескольких батарей. В этих батареях служили многие мои товарищи по академии, но они были, как правило, ко­мандирами взводов. Так что уже на первых этапах своей ар­мейской карьеры я был на несколько шагов впереди. Я думаю, что тут сыграла свою роль моя организованность и четкость, начальство видело, что мне можно доверять.

Вскоре начальник штаба этого полка был откомандирован в другую часть, и я стал начальником штаба. И в этой должно­сти я служил с 1943 г. до конца войны.

Штаб полка находился в деревне Лаптево. Это недалеко от Архангельского и Вознесенского. Там тогда были правитель­ственные дачи, а мы стояли на другой стороне реки. Штаб полка располагался в землянках, большие такие землянки с подземными коридорами. Там был командный пункт, и у меня прямо там была небольшая комната.

Напротив деревни Лаптево были правительственные дачи Калинина и Булганина. В связи с этим я вспоминаю одно за­бавное совпадение. Уполномоченным СМЕРШа в нашем пол­ку был майор П. Дроняев, который до этого работал у Булга­нина в личной охране. Кстати, потом он стал парторгом Аэрофлота и помогал нашему Институту в приобретении авиа­билетов за границу.

Стреляли ли мы? В 1942 г. немцы пытались бомбить наши промышленные центры. Теперь-то мы знаем, что у немцев тогда не было дальней авиации, это ошибка Вермахта. В начале вой­ны они считали, что авиация им понадобится только против войск, а потом были уже не в состоянии ее создать. И поэтому они могли бомбить только наиболее близлежащие к фронту промышленные города европейской зоны России, такие, как Ярославль, Нижний Новгород. Кроме того, немцы, по-види­мому, знали, что вокруг Москвы создано два мощных кольца ПВО. Поэтому, когда они совершали свои налеты на Ярос­лавль и Горький, они старательно облетали нашу зону. Но, поскольку наш полк был все-таки в наружном кольце, мы иногда встречали эти самолеты и стреляли по ним. Но они зацепляли нашу зону только краем, поэтому я не могу ни по­хвастаться, ни рассказать, как я сбивал вражеские самолеты.

Мы стреляли, отгоняли их от Москвы, но ни одного самолета я в своей жизни так и не сбил.

Что представлял собой наш полк? Был командир полка, был начальник штаба полка, и штатное расписание в принципе предполагало еще заместителя командира полка, но у нас ни­когда его не было. По уставу эти трое — командир, замести­тель и начштаба — должны были круглосуточно по очереди дежурить на командном пункте, потому что готовность бата­реи должна была поддерживаться постоянно. Но нас, как я уже сказал, было только двое. Поэтому мы дежурили сутками поочередно, то есть я не спал каждую вторую ночь, а если и удавалось прилечь, то, естественно, не раздеваясь, с пистоле­том и телефонной трубкой под подушкой. И с тех пор у меня появились проблемы со сном — вот уже много лет я не могу засыпать без снотворного. Возможно, это следствие вот этих бессонных ночей с пистолетом под подушкой.

Я вспоминаю, как управлялся наш полк в условиях, когда все-таки надо было стрелять. Мой командир полка довольно быстро усвоил, что я, как бывший шашист и человек с выс­шим образованием, соображаю довольно быстро, поэтому он выучил вс=то одну уставную команду, которую и применял практически в любой ситуации. Команда была такая: «Началь­ник штаба, принимайте решение!» Армейский устав предус­матривает передачу по этой команде управления войсками от командира начальнику штаба. И он ею очень успешно пользо­вался. Так что, если кому-то нужно принимать решения, я могу поделиться патентом и подсказать правильные слова, предусмотренные армейским уставом. Это очень хорошая ко­манда — передать кому-то принятие решения.

В 1943 г. после взятия Орла и Белгорода Сталин решил про­изводить артиллерийские салюты по поводу этих событий. Со всех полков Собирали по батарее, и во главе этих батарей я был отправлен от нашего полка командовать первым салютом. Мы расположились на стадионе Госзнака в палатках и готовились произвести первый салют. Но произошла задержка. Белгород взяли, а Орел был взят только через две недели. И ровно две недели мы находились на этом стадионе в ожидании взятия Орла. И когда он наконец стал нашим, состоялся этот первый салют.

В дальнейшем наши батареи регулярно участвовали во всех салютах, правда, я уже с ними не выезжал. Но все-таки имел к салютам самое непосредственное отношение.

Наш полк находился недалеко от Москвы, всего на расстоя­нии тридцати-сорока километров. К тому же Институт физи­ческих проблем, где работал Ландау, и где я собирался про­должать свою научную деятельность под его руководством, находился на том же самом Калужском шоссе. Я заезжал туда время от времени, но все равно полноценно заниматься нау­кой на батарее было проблематично. Так как я был рекомен­дован в аспирантуру, то в 1944 г. П.Л. Капица через вице-президента Академии наук академика А.И. Байкова добился зачисления меня в аспирантуру к доктору физико-математи­ческих наук Л.Д. Ландау. Ему было тогда тридцать шесть лет, и за спиной у него был арест. Добиться моего зачисления П.Л. было непросто.