Терри Иглтон - Почему Маркс был прав

Так что не все сводится к труду и производству. Политика, культура, наука, обыденное сознание и общественное бытие не являются прямыми производными от экономики наподобие того, как некоторые нейрофизиологи считают мышление просто продуктом функционирования мозга. Нет, все эти явления существуют как самостоятельная реальность, имеющая собственную историю и развивающаяся по своей внутренней логике, а вовсе не как лишь бледная тень чего-то другого. Более того, они ощутимо видоизменяют самый способ производства. Сообщение между экономическим «базисом» и общественной «надстройкой», как мы увидим далее, вовсе не является односторонним. Но если мы не говорим здесь о механистическом детерминизме любого рода, то тогда какой вывод из вышесказанного должен быть сделан? Будет ли он настолько универсальным и расплывчатым, чтобы выглядеть политически беззубым?

В первую очередь вывод будет негативным. Он состоит в том, что способ, которым люди производят свою материальную жизнь, задает ограничения для создаваемых ими культурных, правовых, политических и социальных институтов. Само слово «определяет» буквально означает «задает ограничения для»; и определить понятие «яблоко» - это значит указать критерии, на основании которых мы будем проводить разграничение между объектами, которые суть яблоки, и всеми остальными. Способы производства не предписывают конкретных форм для политики, культуры или состава идей. Капитализм не был причиной философии Джона Локка или романов Джейн Остин. Он был скорее фоном, на котором высветились эти авторы. С другой стороны, способы производства не обеспечивают формирование только таких идей, которые служат их интересам. Будь это так, марксизм как таковой оказался бы невозможен. Это выглядело разве что как представления, даваемые анархистским уличным театром, или как Томас Пейн, начавший писать один из главных бестселлеров всех времен - революционные «Права человека» - в самом сердце репрессивного полицейского государства, каким была в то время Англия. Но и при таких условиях мы были бы бесконечно изумлены, узнав, что английская культура не содержит ничего, кроме Томаса Пейна и анархистских театральных трупп. Большинство литераторов, ученых, преподавателей, газет, рекламных агентств и телевизионных каналов отнюдь не занимаются тем, что могло бы стать резко разрушительным для существующего порядка. Это настолько очевидно, что в большинстве случаев вовсе не воспринимается нами как нечто существенное. Позиция Маркса в этом вопросе состоит в том, что здесь нет никакой случайности. А это, в свою очередь, позволяет нам сформулировать более позитивный аспект вышеупомянутого вывода. В самом общем виде он звучит так: в классовом обществе культура, право и политика напрямую связаны с интересами господствующего класса. Как констатирует сам Маркс в «Немецкой идеологии»: «Класс, имеющий в своем распоряжении средства материального производства, располагает вместе с тем средствами духовного производства».

Большинство людей, если задержатся, чтобы подумать на эту тему, скорее всего согласятся с тем, что сфера материального производства занимает такое место в человеческой истории, вбирает в себя столь обширные временные и энергетические ресурсы, вызывает столько разрушительных конфликтов, привязывает к себе от колыбели и до могилы такие массы людей и столь многих из них ставит перед вопросом жизни и смерти, что было бы странно, если бы это не накладывало свой отпечаток на огромное множество других сторон нашего бытия. Все прочие общественные институты неумолимо втягиваются в орбиту его влияния. Требуя условий, обеспечивающих прежде всего его собственное процветание, материальное производство зачастую направляет политику, законодательство, культуру и вообще мысль в сторону от истинно конструктивных решений, побуждая их большую часть своего времени тратить просто на оправдание господствующего общественного порядка. Вот на какие размышления наводит современный капитализм, в котором товарно-продажная форма отношений оставляет отпечатки своих грязных лап на всем - от спорта до интима, от того, как лучше раскачиваться в кресле первого ряда на небесах, до истошных воплей американских тележурналистов, которыми они надеются привлечь внимание зрителя к вящему удовольствию рекламодателей. Позднекапиталистическое общество представляет собой наиболее полное и неопровержимое доказательство марксовой теории истории. В ряде отношений его идеи с течением времени обретают все большую убедительность. Уж если кому и присущ экономический редукционизм, то не марксизму, а капитализму; и это как раз капитализм признает производство ради производства, причем в крайне ограниченном значении слова «производство».

Тогда как Маркс, говоря о производстве в его собственных интересах, исходил из гораздо более общей трактовки этого понятия. Он утверждал, что самореализация человека должна рассматриваться как главная ценность и конечная цель, а не как средство для достижения каких-то других целей. Это, как он считал, сделает невозможным преобладающий пока более узкий смысл производства для решения производственных задач; а до тех пор основная часть нашей творческой энергии будет направляться на производство средств к существованию, а не для наслаждения жизнью самой по себе. В этом противопоставлении двух трактовок фразы «производство в интересах производства», одна из которых является экономической, а другая - более творческой или художественной, можно найти многое из того, что составляет суть марксизма. Будучи далек от экономического редукционизма, Маркс сурово критиковал попытки свести человеческое производство к тракторам или турбинам. Для него производством являлось то, что приближается к творчеству и даже к искусству, а не к сборке транзисторных приемников или забою скота. Вскоре мы вернемся к этой теме.

Маркс, при всех оговорках, действительно настаивал на том, что экономика (в узком смысле слова) по сей день играет в истории центральную роль. Но круг приверженцев такого подхода далеко не ограничивается одними марксистами. Цицерон считал, что целью создания государства была защита частной собственности. Для Просвещения XVIII века «экономическая» теория истории была общим местом, а некоторые мыслители этой эпохи смотрели на историю как на последовательный ряд из различных способов производства. Они также полагали, что этим можно объяснить статус людей, их образ жизни, социальное неравенство и взаимоотношения как в семье, так и в правительстве. Адам Смит рассматривал каждую стадию материального развития в истории как вырабатывающую свои особые формы права, собственности и управления. Жан-Жак Руссо в своем «Рассуждении о начале и основании неравенства между людьми» доказывал, что собственность влечет за собой войны, эксплуатацию и классовые конфликты. Он также утверждал, что так называемый общественный договор является для богатых средством обмана бедных ради сохранения своих привилегий. Руссо говорил о человеческом обществе как об изначально рассчитанном на то, чтобы сковывать слабых и отдавать власть богатым, ту самую власть, которая «непоправимо разрушает естественную свободу, навечно закрепляет законы собственности и неравенства... и обрекает ради выгоды горстки честолюбцев весь остальной человеческий род на нескончаемый тяжкий труд, рабство и нищету» [4]. Законы, считал Руссо, поддерживают строгость в основном по отношению к слабым, правосудие по большей части оказывается лишь средством подавления и господства, а культура, наука, искусство и религия впрягаются в работу по защите статус-кво, укрывая «гирляндами из цветов» те цепи, что сковывают человечество. Именно собственность, по утверждению Руссо, лежит у истоков людских несчастий.