Андрей Дай - Поводырь - 4

Военный начальник Туркестана воспринял эту рекомендацию, как официальное дозволение на продолжение завоеваний, и во главе большого - только в обозе было более тысячи верблюдов - отряда двинулся по Голодной степи к городу Джизаку.

По дороге генералу встретились гонцы от эмира, с посланием, в котором не слишком внятно объяснялись причины опалы наших послов, но, тем не менее, содержались просьбы не начинать боевые действия. Письма отправились в ящик с бумагами экспедиции, а четырнадцать рот пехоты, шесть сотен казаков и две батареи пушек продолжили поход. По словам самого Михаила Григорьевича - он сам не был уверен в исходе этой, по сути, разведки боем, а потому - не счел необходимым ставить в известность о сношениях с Бухарой кого бы то ни было.

В первых числах февраля отряд разбил лагерь в пределах видимости стен Джизака. И уже через день русские войска подверглись нападению бухарского гарнизона. Налеты продолжались еще несколько дней. Около сотни бухарцев было убито, несколько наших солдат получили легкие ранения, было захвачено с дюжину старых английских ружей и пару младших командиров гарнизона.

Ничего страшного не произошло, но Черняев все-таки отдал приказ об отступлении. Злые языки утверждали, что обжегшись уже один раз об укрепления Ташкента, генерал-майор попросту не рискнул штурмовать куда более грозную твердыню. Сам Черняев, в интервью корреспонденту "Русского Инвалида", объяснял свое решение опасениями остаться без фуража и продуктов питания - между ближайшим русским фортом и Джизаком лежала безводная степь, а активность бухарских военачальников оказалась неожиданностью.

Как оно там было на самом деле, я тоже узнал. Много-много позже, когда имел честь лично побеседовать со знаменитым "Львом Ташкента". Все оказалось куда проще, чем об этом можно было подумать. И об истинных причинах отступления ни в коем случае нельзя было писать в газетах. Дело в том, что в руки начальника Туркестана попали данные о помощи Бухарскому эмиру оружием и советниками из Индии. За зиму англичане успели привезти в столицу эмирата более десяти тысяч ружей и полторы сотни пушек. Конечно же, атака двойных стен Джизака в такой ситуации была смерти подобна.

Михаил Григорьевич называл и имя штабс-капитана Генерального Штаба, которому удалось бежать из плена и добраться до лагеря у стен Джизака, и принести известия об обширной английской военной помощи эмирату. Только я фамилию того отважного офицера подзабыл. Надеюсь, командование по достоинству оценило этот его подвиг...

К началу апреля войска вернулись к своим зимним квартирам, а генерал-майор Черняев получил предписание передать командование Дмитрию Ильичу Романовскому, и спешно следовать в Санкт-Петербург.

В апреле полыхала уже на всей протяженности русско-бухарской границы. А в мае Бухарский эмир официально объявил Российской Империи священную войну - джихад. Исправляющий должность воинского начальника Туркестана, генерал-майор Романовский немедленно запросил подкрепления. Он еще не знал, что три, из четырех, прибывших с новым наместником Западной Сибири и Туркестана полков были уже на подходе к Верному.

- Прибывшие с вами, Ваше высочество, войска должны как-то исправить ситуацию?

- Да-а-а. Здесь мы не можем допустить и тени сомнения... Впрочем, это не важно. Вы, как я понимаю, принимаете наше предложение?

- Почту за честь, Николай Александрович, - я тоже умею понимать намеки. Если о военных планах мне знать не положено, так и не зачем пробовать. Не скажу, будто бы совершенно не интересно. Просто - всему свое время. Все тайное рано или поздно становится явным.

- Вот и славно, - неожиданно искренне, обрадовался наследник. И переглянулся с супругой.

- Только, Ваше высочество? А как же быть с жандармским расследованием? Я ведь до сих пор, в некотором роде, обвиняюсь в государственных преступлениях. И мои люди...

- Я уже было решил, будто вы не спросите, - весело рассмеялся теперь уже мой прямой начальник. - Не волнуйтесь, Герман Густавович. Расследование прекращено, а дело отправлено в архив. Вам, с вашими помощниками, более ничего не грозит.

- О! Благодарю! Это замечательный подарок, Ваше Императорское высочество!

- Ну что вы, - отмахнулся молодой принц. - Это пустяк. Не мог же я, представитель Государя в этих землях, доверить все гражданское правление какому-то заговорщику и сепаратисту. Некоторые...

- Приверженцы традиций, - подсказала Минни, едва только заметила малейшее затруднение с подбором эпитетов в речи мужа.

- Вот-вот. Эти убеленные сединами приверженцы традиций могут нас не понять. Станут еще болтать... А кто-то ведь и станет слушать...

- Володя? Рескрипт, - тихо, будто бы чтоб не помешать супругу, попросила Дагмар у адъютанта.

- А вот это, - протягивая руку в сторону князя, мигом сориентировался Великий князь. - Действительно подарок.

- Что это? - щурясь, как слепец, пытался разглядеть я плывущие перед глазами буквы. - Простите, Ваше высочество. Потрясение столь сильно... И доктор... Он пока запрещает мне читать.

- Позвольте мне? - жалобно попросил, выглянув из-за широких плеч Барятынского, Миша Карбышев.

- Да-да. Прочти, пожалуйста.

Секретарь осторожно, как величайшую ценность, кончиками пальцев, принял документ, украшенный императорской печатью, прокашлялся и замер, побледнев. Его брови взлетели так, словно бы он увидел в тексте царского повеления вынесенный ему лично смертный приговор.

- Герман Густавович, - почему-то шепотом, наконец, сказал он. - Здесь сказано, что наш Государь Император, Александр Второй Освободитель, сим дозволяет акционерному обществу "Западносибирская железная дорога" начать строительство согласно проведенных изысканий. И повелевает: "проложить путь железный, со станциями от четвертого до первого класса, на всем протяжении из Красноярска, до Тюмени, с заходом в виднейшие города и поселения".

- Наш Государь, Миша, - безуспешно пытаясь унять бьющееся, как дикая птица в клетке, сердце, выговорил я. - Весьма разумен и мудр. Это поистине судьбоносное для востока страны решение! Начало великого, транссибирского пути, который свяжет два великих океана!

- Ха! Нихренаж себе... - выдохнул, под дружный хохот всех моих гостей, бравый Владимир Барятынский.

- А я вам говорил, Володя. Дайте этому Лерхе палец, он непременно постарается откусить руку по локоть, - утирая слезы из уголка глаза, сквозь смех, выговорил Никса. - Погодите, наш Герман еще и в Пекин свою чугунку протянуть пожелает!

- Эх, - горько вздохнул я. - Ваши слова, Николай Александрович, да Богу в уши бы! Как было бы здорово...

Чем, естественно, вызвал новое обострение хорошего настроения у всех присутствующих. И пока гости смеялись, жестом подозвал растерянно выглядевшего Карбышева, и прошептал ему на ухо несколько слов. Тот аккуратно, как бомбу, положил царский рескрипт мне на одеяло, и вышел из спальни.