Unknown - История царствования императора Александра I и России в его время. т.1. (1869)

Л, между тем, Бонапарте, уже простирая руку к царственному венцу Франціи, но,

снедаемый опасеніями грозивших ему заговоров, полагал, что причиною

нребыванія принца в Вадене были еношенія его с заговорщиками укрывавшимися

во Франціи. ІІодозренія Перваго консула были подтверждены донесеніями Савари

и шпіонов его, постоянно следивших за принцем: говорили, будтобы он несколько

раз скрытно нріезжал в Страсбургу и даже побывал в Париже. Для разъясненія

этих слухов, Бонапарте пригласил на совещаніе приближенных к нему лиц,

Лебрюна, Камбасереса. Талейрана, Дальберга, Фуше, и проч. и объявил им о

своем намереніи — захватить принца. Напрасно некоторые из них старались

доказать Первому консулу несправедливость и опасность такого поступка;

напрасно Камбасерес заклинал его, именем собственной его славы, чести его

политики, воздержаться от поступка, могшаго поставить его правительство в ряд

тех саыых революціонных управленій, с которыми он нехотел иметь ничего

общаго. Бонапарте отвечал, что нельзя сносить терпеливо заговоры эмигрантов

на границе Франціи, что надлежало дать урок не только им, но и мелким

германским владетелям (petits princes al emands), наконец — ЧТО захват принца,

без ведома курфирста баденскаго, выводил сего владетеля из затрудненія—

отказать в выдаче изгнанника французскому правительству, либо навлечь на себя

опалу всей Европы. В последствіи, по низложеніи Наполеона, Талейран, Дальберг

и другіе, старались отклонить от себя вся-

333

кое участіе в вопіющем убійстве герцога ангіенскаго, и, действительно, их голос не

иыел ни ыалейшаго веса в этом деле. Участь несчастнаго уже была решена

Первым консулом. Он хотел поразить ужасом роялистов, іюказав им, что

священная для них кровь Бурбонов не имела особой цены в глазах будущаго

властителя Франціи, что он был готов скорес принять на себя роль Кромвеля,

нежели Монка. Говорят, будтобы он сказал Камбасересу: „вы стали очень скупы на

кровь Вурбонов," Под вліяніем отуманивших его страстей, он немедленно сделал

распоряженія к захвату принца (*). По его повеленію, военный министр составил

инструкцію, для разбойничьяго набега, в виде военной окснедиціи, полковникам

Коленкуру (в последствіи представителю Наполеона при россійском дворе) и

Орденеру. Первый из них получил приказаніе перейти с отрядом чрез Рейн в

Страсбурге, двинуться от Ёеля к Офенбургу, чтобы отвлечь к этому пункту

вниманіе эмигрантов, и оставаться там, пока полковник Орденер с тремя стами

драгун, командою понтонер и несколькими взводами жандармов, перейдя через

Рейн у Рейнау, окружит Эттенгейм и арестует нринца со всеми находящимися при

нем лицами. За тем Коленкур должен был отправиться к курфирсту баденскому и

вручить ему ноту, в которой французское правительство старалось оправдать

вторженіе в неутральныя владенія необходимостью собственной защиты от

покушеній эмигрантов. Бсе эти распоряженія были исполнены в точности. 3-го (15-

го) марта 1804 года, драгуны Орденера, переправясь через Рейн, окружили город

Эттенгейм. арестовали принца, с находившимися при пем Францу-

зами, и привезли его ночью в Страсбургу но не нашли — ни бумаг, которыя

моглибы послужить к его обвиненію, ни генерала Дюмурье, по донесенію шпіонов

находившагося в Эттенгейме; вместо его захватили какого-то Тюмери (Thumery).

Таким образом обнаружилось, что пребываніе герцога ангіенскаго в соседстве

французской границы неимело никакой связи с враждебными Первому консулу

покушеніями эмигрантов, и по тому французское правительство должно было-бы,

исполняя долг справедливости, возвратить свободу принцу. Но Бонапарте

опасался, что сознаніе в опрометчивости сделаннаго им насилія возбудить

насмешки роялистов и унизить его в общественном мненіи. Он решился прикрыть

злодеяніем сделанную им ошибку. На донесеніе Коленкура, об удаче даннаго ему

порученія, последовало, 6 (18) марта, повеленіе привести герцога в Париж. Тогда-

же Первый консул отправился в Мальмезон. Там, волнуемый мрачною думою, но

скрывая душевное смятеніе под личиною спокойствія, он оставался несколько

дней в совершенном бездействіи: в продолженіи целой недели, он — говорят — не

продиктовал почти ни одной депеши, и только лишь консулы, министры и братья

его имели к нему доступ. Его супруга, узнав о задержаніи принца, старалась

отклонить пагубное событіе, но ни слова ея, ни рыданія, не могли смягчить сердце

Перваго консула. „Ты женщина—отвечал он—ты ничего неразумееш в моей

политике: твое дело — мол-

чать."

Получив приказаніе — немедленно доставить пленника в Париж, Коленкур вез его

без отдыха и прибыль с ним к дому Талейрана, 8 (20) марта, ь полдень. Там у

ворот, принц оста-

335

вался в карете делые пять часов под наблюденіем стороживших его жандармов.

Вечером отвезли его в венсенскій замок. где для суда над ним уже была собрана

коммиссія, иод председательством тамошняго коменданта генерала Гюлена;

командиры полков, стоявших в Париже. были членами беззаконнаго судилища;

невежество бывших солдат республики, в отношеніи к подсудимому, простиралось

до того, что они едва знали о происхожденіи его от дома Конде. Герцогу не дали

защитника, и даже не позволили — ни отдохнуть — ни обдумать свои ответы (2).

На вопросы, сделанные принцу, об участіи его в замысле Жоржа-Кадудаля и

других заговорщиков, он изъявил с негодованіем удивленіе. что его могли счесть

участником в таких поступках. По словам его. он никогда не видал — ни Пишегрю,

ни Дюмурье. Что-же касается до обвиненія в действіи вооруженною рукою против

республики, он отвечал, что сперва служил волонтером в корпусе Конде, а потом

— командовал его авангардом. „И теперь — продолжал он — я состою на

жалованье Англіи, и получаемыя мною от англійскаго правительства ежемесячно

полтораста гиней составляют для меня единственное средство к существованію."

Великодушный принц нескрыл даже от своих судей, что он намерен был поступить

в англійскую службу и принять участіе в войне против Франціи. На замечаніе

президента о важности такого признанія, герцог гордо отвечал: „я поддерживал

права моего дома; потомок Конде мог возвратиться во Францію не иначе, как с

оружіем в руке. Мой род. мои убежденія, соделывают меня навеки врагом вашего

цраиительства.' На воирос — и.ме.і-ли он

336

намереніе опять вооружиться против Франціи — принц сказал: „да! я просил

англійское правительство определить меня в его армію, и мне отвечали,

чтобы я оставался на Рейне, где вскоре мне откроются действія. Я ожидал