Иван Сабило - Крупным планом (Роман-дневник). 2007.

- Да, Всеволод Евгеньевич Багно, - ответил он.

Более года назад, когда Скатов по состоянию здоровья вынужден был уйти с должности директора Пушкинского дома (ИРЛИ РАН), между собой стали со­перничать Всеволод Багно и Владимир Котельников. При голосовании на вну- триинститутских выборах Багно опередил соперника то ли на два, то ли на три голоса. Но при таком раскладе это не позволяло ему стать директором - слишком небольшой перевес. Ждали решения филологического отделения РАН, но оно тоже ничего не решило. Назначили исполняющим обязанности Юрия Прозорова, но он только кандидат наук, а значит, не может руководить академическим ин­ститутом. Тогда срочно сделали Багно членом-корреспондентом РАН, и он таки возглавил ИРЛИ.

Интересные дела - директором Института русской литературы «Пушкинский дом» становится литературовед-испанист, переводчик с испанского. Конечно, он знает и русскую литературу, но настолько ли, чтобы руководить ИРЛИ?!..

9 мая. День Победы. Наш главный национальный праздник. Один - для всех. А есть только мой, незабываемый...

Июль 44-го, только что освобождён Минск. Ранним утром мы проснулись от страшного грохота и увидели наши танки на Железнодорожной улице, что ря­дом с моим домом. Их было много, они стояли друг за другом - все не сосчитать. Готовились продолжить победный путь на Запад. Танкисты разрешили пацанам постарше взобраться на грозные машины, а меня, самого младшего, один танкист даже подсадил на свой танк. Потом они, рыча и выворачивая камни из мостовой, уползли, я прибежал домой, а мама говорит: «Сынок, у нас большая радость, ос­вободили Минск. А при большой радости нельзя быть одним, надо к людям. Со­бирайся скорей, пойдём к моей родной сестре, а твоей тёте Тоне, на Московскую улицу».

Когда мы пришли, то увидели, что наши танки стоят и здесь. И здесь такие же весёлые танкисты пустили нас, детей, на свои машины. Мы с моим двоюродным братом Женей забрались в танк. Женя, чуть постарше меня, стащил у танкистов перочинный ножик. Когда танки ушли, он радовался необыкновенно - ножик был красивый, с двумя лезвиями, большим и маленьким, и голубыми накладками на колодке. Я растерялся, нужно бы радоваться его радостью - экий хват! А я не радовался. Было не по себе: они освободили нас, пустили на танки и даже в танки, чтобы мы наяву почувствовали силу и свободу, а мы спёрли ножик.

Точнее, может быть, я тогда так не мог проанализировать этот позорный слу­чай. Но и радоваться вместе с ним не мог... Потом он плохо кончил, не столь­ко преступно, сколько глупо. Сначала из-за драки восемнадцатилетним попал в тюрьму - отсидел, кажется, полгода. Потом работал на стройке, украл несколько банок краски и пропил, и получил ещё год или полтора. В общем, пошло-поехало. Встретившись с ним после его очередной отсидки, я задал ему вопрос, есть ли у него живой пример человека, которому бы он хотел подражать? «Да, - ответил он. - Со мной сидел один по кличке «Прынц». Файный фраер, начитанный, до хре­на знает. Клеил богатых чувих, выдавал себя то за крупного спеца, то за писателя; они приводили его домой и оставляли на ночь. Утром бежали на работу, а он, сам понимаешь, учил их. Наставник жизни, профессор!»

Стало ясно, что с таким «идеалом» он долго не протянет. Ему было немного за тридцать, когда, напившись какой-то пакости, он ушёл на тот свет. И оставил жену и четверых детей, из которых лишь один - его. Остальных жена ему на­рожала, когда он сидел. Её ничуть не смущало, что дети не от мужа. И говорила, подбоченясь: «Он в тюрьме удовольствие получает, а я - здесь, на воле». Когда ему напоминали, что дети не его, он лишь усмехался в ответ: «Какая разница? Хорошо, что они есть. Травы много, вырастут!..»

Кто-то скажет: мол, подумаешь, переживут твои танкисты такой урон, это ж ребёнок, что с него возьмёшь! Да, там ребёнок, несмышлёныш, хотя и он, возмож­но, с этого поступка начал свой путь к распаду. Но вот в наши дни уже не детки, а великовозрастные карлики от политики крадут у танкистов, у Советской Армии победу. Жалко, мелочно долдонят, что мы не так воевали, не так строили оборо­ну, не те у нас были главные командиры. Лилипуты по жизни и по делам своим хохмят, высмеивают Гулливеров. Потому что не способен их тихий ум оценить то, как мы шли к Победе. Всё высокое, великое им легче понизить до себя, до своей лилипутской сути. Отсюда, как из фановой трубы, ужастики с НКВД, ГУЛАГом, штрафбатами - хоть в телевизоре, хоть в либеральных печатных органах. И всё это в отрыве от времени, от эпохи. И ничего удивительного: показать подвиг, создать положительного героя - это не по их талантам, потому что их идеал, как у несчастного Жени Пунтика, - «файный фраер Прынц».

Не выходит из памяти случай, который помогает мне утверждать принцип бес­корыстия. В железнодорожном училище в одной группе со мной учились два дру­га с улицы Чкалова - Вилька Моделевич и Миша Колганов - заядлые курильщики и любители анекдотов. Каждый понедельник, когда в кинотеатре «Центральный» начинали показывать новый фильм и когда билеты на утренние и дневные сеансы стоили всего рубль (цена 100 граммов пряников), они мотали занятия на одну-две пары и являлись только к обеду. Помощник директора по культурно-воспита­тельной работе Арон Ефимович Вольфсон их предупредил: «Ещё один прогул по неуважительный причине, и, кроме бледного вида, у вас ничего не останется».

Каково же было наше удивление, когда в следующий понедельник они снова явились только к обеду. Вольфсон и наш мастер на дыбы - мы вам покажем кино по понедельникам! Немедленно отчисляем и никаких гвоздей (мы - столярная группа, а настоящий столяр гвоздями не пользуется)!

Вильку и Мишу увели к директору. А вот что после мы узнали. Оказывается, ни в какой кинотеатр они сегодня не заходили, а по дороге в училище нашли маленькую женскую сумочку, в которой было немного денег, паспорт пожилой женщины, сберкнижка на 16 тысяч рублей (тогда легковой автомобиль «Победа» стоил 18 тысяч) и два золотых кольца - большое и маленькое. Недолго думая они отправились в милицию и сдали свою находку. Директор, Вольфсон и наш мастер не поверили, но в тот же день в училище прибыл старший лейтенант и принёс две благодарственные грамоты нашим героям - за бескорыстие и благородство.

Когда он ушёл, директор и Вольфсон сказали Мише и Вильке: «Олухи вы царя небесного! Вместо того чтобы принести находку в училище, вы на радостях по­скакали в милицию, да? И теперь благодарят они только вас двоих. А так бы всё наше училище благодарили, все бы газеты про нас написали».

10 мая. С Парпарой и Онаняном я встретился у метро, а в аэропорту «До­модедово» - с Куняевым.

Посидели в кафе аэропорта. Стакан чаю здесь стоит 79 рублей - столько же, сколько в магазине бутылка водки. Мы выпили по чашке. У Куняева - синдром похмелья, вчера бурно отметил День Победы. Но держится и даже помнит: