Ноам Хомский - Как устроен мир

Обратимся к «мирному процессу». Наивным может казаться, что имеется в виду поиск мира. Тогда пришлось бы считать, что мирный процесс на Ближнем Востоке включает, например, предложенный египетским президентом Садатом Израилю в 1971 году всеобъемлющий мирный договор, поддержанный почти всем миром, включая официальную американскую дипломатию; резолюцию Совета Безопасности ООН от января 1976 года, внесенную главными арабскими странами при поддержке Организации освобождения Палестины (ООП), призывавшую к созданию в рамках урегулирования арабо-израильского конфликта двух государств и получившую почти единодушную всемирную поддержку; предлагавшиеся ООП в 1980-х годах переговоры с Израилем о взаимном признании; ежегодные голосования в Генеральной Ассамблее ООН, как, например, в декабре 1990 года (144 голоса «за» и 2 «против») о проведении международной конференции по арабо-израильской проблеме, и т. д.

Но искушенные люди понимают, что все эти усилия не имеют отношения к мирному процессу. Причина в том, что для поборников политкорректности термин «мирный процесс» относится к действиям американского правительства — в приведенных примерах это блокирование международных усилий по достижению мира. Вышеприведенные примеры не относятся к категории мирного процесса, так как США поддержали отказ Израиля от предложения Садата, наложили вето на резолюцию Совета Безопасности, противились переговорам и взаимному признанию ООП и Израиля, регулярно выступают вместе с Израилем — а то и накладывают вето — против любых попыток мирно решить проблему дипломатическим путем в ООН или вне ее.

Мирный процесс сводится к американским инициативам, а они представляют собой призывы к диктуемому США одностороннему решению без признания национальных прав палестинцев. Так все устроено. Тем, кому навыки читать правильно не даются, лучше искать себе другую профессию.

Примеров этому множество. Обратимся к термину «особый интерес». Отлично смазанная пропагандистская машина республиканцев 1980-х годов регулярно обвиняла демократов в том, что они являются партией «особых интересов»: женщин, профсоюзов, молодежи, фермеров, короче говоря, всего населения. В наличии особых интересов никогда не уличался только один сектор населения — корпорации и вообще бизнес. Что разумно: в терминах политкорректности их особый интерес является общенациональным, склониться перед ним обязаны все.

Демократы в ответ скулили, что никакая они не партия особых интересов, что они тоже обслуживают общенациональный интерес. Так оно и есть, но их проблема заключалась в отсутствии у них целенаправленного классового самосознания их республиканских оппонентов. Те без всяких экивоков сознают свою роль представителей хозяев и управленцев, ведущих непримиримую борьбу с населением, причем нередко с использованием вульгарной марксистской риторики и понятий, прибегая к истерике, страху и террору, преклонению перед великими лидерами и другим стандартным приемам контроля над населением. У демократов нет той же ясной лояльности, поэтому они не так эффективны в пропагандистских войнах.

Наконец, обратимся к термину «консервативный», который теперь относится к сторонникам мощного государства, вмешивающегося в экономику и в общественную жизнь. Они выступают за высокие государственные расходы и славят послевоенный пик протекционистских мер и гарантий от рыночных рисков, сужение индивидуальных свобод при помощи законодательных и судебных мер, защиту «Святого государства» от произвольных гражданских инспекций. Короче говоря, все эти программы представляют собой прямую противоположность традиционному консерватизму. Они провозглашают лояльность «народу — хозяину страны», который «должен ею править», говоря словами одного из отцов-основателей США Джона Джея.

Ничего сложного здесь нет, главное — усвоить правила.

Чтобы вникнуть в смысл политических разглагольствований, необходимо перевести сказанное на английский язык и расшифровать демагогию прессы, академических ученых-социологов и секулярного духовенства. Задача ясна: добиться невозможности подыскать слова для связного рассуждения на темы, представляющие важность для нормальных людей. В таком случае можно не сомневаться, что устройство общества и события в мире останутся непонятными, и это будет крупным вкладом в «демократию» в политкорректном значении этого слова.

Социализм реальный и мнимый

Можно спорить о значении термина «социализм», но если у него вообще есть смысл, то это — контроль над производством со стороны самих работников, а не хозяев и менеджеров, управляющих ими и принимающих все решения, что на капиталистическом предприятии, что в абсолютистском государстве.

Присвоение Советскому Союзу определения «социалистический» — интересный случай доктринальной демагогии. Большевистский переворот октября 1917 года отдал государственную власть в руки Ленина и Троцкого, а те поспешно разгромили социалистические институты, зарождавшиеся в ходе народной революции предшествовавших месяцев: фабричные комитеты, выборные Советы и вообще все органы народного управления; рабочая сила была превращена в так называемую «трудовую армию», подчинявшуюся командам вождя. Если держаться осмысленного значения термина «социализм», то большевики сразу принялись уничтожать его слагаемые. С тех пор никаких социалистических отклонений не допускалось.

Эти события не стали неожиданностью для ведущих марксистских интеллектуалов, годами критиковавших взгляды Ленина, например, для Троцкого, так как эти взгляды сводились к сосредоточению власти в руках авангардной партии и ее лидеров. Собственно, еще за несколько десятилетий до этого анархистский мыслитель Бакунин предсказывал, что нарождающийся класс интеллектуалов выберет одно из двух: либо попытается воспользоваться борьбой народа, чтобы присвоить себе власть в государстве, и станет жестокой и репрессивной красной бюрократией; либо в случае неудачи народной революции превратится в управленцев и идеологов общества государственного капитализма. Оба прозрения Бакунина сбылись.

У двух главных пропагандистских систем мира было много разногласий, но обе использовали термин «социализм», говоря о немедленном разрушении большевиками всех элементов социализма. Это неудивительно. Большевики называли свою систему социалистической, эксплуатируя моральный престиж социализма. Запад использовал тот же термин, решая противоположную задачу: опорочить страшившие его либертарианские идеалы, ассоциируя их с большевистскими застенками, подорвать веру народа в возможность достижения социальной справедливости при демократическом контроле за базовыми институтами общества, удовлетворении людских потребностей и соблюдении гражданских прав.