Том Уикер - На арене со львами

Хинмен к этому времени, несомненно, уже почувствовал, что взял неверный тон, но он не случайно добился столь высокого государственного поста. Спокойно, собранно он перешел в наступление.

— Что ж, господин председатель, если бы я сейчас сидел в вашем кресле, а вы — в моем, то, вероятно, я охарактеризовал бы положение именно так. Если бы я стремился погубить кого-нибудь ради собственных политических целей, возможно, я избрал бы именно этот способ. Если бы я хотел очернить кого-то, я, бесспорно, не сумел бы найти тактики лучше вашей. Если бы я лелеял честолюбивые замыслы вроде тех, которые, по слухам, вынашиваете вы, то, возможно, пустил бы в ход методы, к которым вы прибегли. Однако ни одно из этих «если» не соответствует истине, господин председатель, а потому я сформулировал бы свою позицию иначе: я нахожу, что ваши обвинения абсолютно безосновательны, безответственны и выдвинуты в политических целях.

В зале стояла такая тишина, что за столом для прессы было слышно, как шепотом переговариваются телевизионщики, которых в эти минуты не интересовало ничего, кроме освещения, микрофонов и камер. Бутчер покачал головой, но Морган не понял, в чем дело. Потом Морган скользнул взглядом по среднему проходу и увидел, что Кэти, сжимая в руке темные очки, резко подалась вперед — в первый раз с начала работы комиссии она утратила невозмутимый, отчужденный вид.

Много лет спустя она сказала Моргану:

— В ту самую минуту меня обуял страх, что Хант отступит. Чтобы продолжать, требовалась выдержка, железная выдержка, и я не знала, достанет ли у него силы воли — ведь Хинмен говорил именно то, что могло смутить Ханта, зачеркнуть его представление о себе, внушить ему сомнение в правильности его действий. Я знала, что такая минута рано или поздно настанет, что Хинмен скажет все это, и тогда Хант либо пойдет дальше, либо отступит. Но я не знала, пойдет ли он дальше.

— Ну что ж, губернатор, в таком случае рассмотрим еще одно обстоятельство,— сказал Андерсон.— Вы ведь слышали, как свидетель показал, что «Агро-Упаковщики» платили рабочим на двадцать центов в час меньше, чем большинство владельцев ферм в тех краях. Можете ли вы это объяснить?

— Я уже неоднократно подчеркивал, господин председатель, хотя вы, повидимому, не способны это понять, что я не имел никакого отношения к руководству акционерным обществом. Никакого, господин председатель. Я настаиваю — никакого.

— А пять лет назад, губернатор? Восемь лет назад? Когда вы еще сами распоряжались своим имуществом?

— Я и тогда не имел почти никакого отношения к руководству «Агро-Упаковщиками», а теперь и подавно.

— Вы только получаете прибыли?

— И несу убытки.

— Вам приходилось встречаться с Лопни Ф. Тобином? Хинмен отвернулся, словно увидел что-то омерзительное. Потом посмотрел прямо на Ханта и отчеканил:

— Разумеется, нет.

— Вы уверены?

— Уверен,— сказал Хинмен.— И мне крайне надоела эта манера ставить каждое мое слово под сомнение.

— Ну, я кончил. — Андерсон словно сразу утратил интерес к происходящему.— Есть у кого-нибудь вопросы?

Он огляделся по сторонам.

— Мы… э… лично я, господин председатель, — сказал Апдайк,— хотел бы выразить свою благодарность достоуважаемому губернатору за то, что он приехал сюда и с такой полнотой и откровенностью обсудил с нами все эти вопросы.

Хинмен, который уже встал, кивнул ему с каменным лицом и отвернулся. Огден, словно убедившись, что земля все-таки круглая, выпрямился во весь свой недюжинный рост и сказал:

— Повторяю, господин председатель, я нахожу то, что тут происходило, в высшей степени неприемлемым…

Удар молотка прозвучал как выстрел, и Андерсон вскочил на ноги — против обыкновения, одним стремительным рывком. Его глаза сузились, и он угрожающе подался вперед.

— А мне, по-вашему, было приятно? — произнес он тихим, сдавленным голосом, словно сквозь стиснутые зубы.— По-вашему, мне нравится все это? Слушать то, что мы слышали сегодня? Говорить то, что меня вынуждали говорить? Слышать, как мне бросают подобные упреки за то, что я пытаюсь установить истину, когда речь идет о человеческих страданиях? Я попросил бы вас помнить, мистер Огден, что перед вами — правомочная комиссия конгресса Соединенных Штатов, занимающаяся, как ей положено, выявлением фактов и подготовкой соответствующих законодательных рекомендаций. Губернатору были предоставлены все возможности сказать все, что он хотел. Без сомнения, и вы, и он сочтете это неприемлемым, однако комиссия вновь вызывает Лонни Тобина.

Хинмен резко повернулся и посмотрел на Андерсона, потом неторопливо пошел к своему месту в первом ряду. Когда Лопни Тобин молодцеватой походкой направился к свидетельскому месту, Огден, чуть понурясь, сел рядом с Хинменом.

Андерсон даже не пытался прекратить поднявшийся шум. Морган заметил, как Мертл Белл что-то возбужденно кричит своей взволнованной свите. В глубине зала Кэти, уже снова в темных очках, приняла обычную спокойную позу.

Наконец Андерсон стукнул молотком, фоторепортеры отхлынули от Тобина и Хинмена, и в зале воцарилась тишина. Вспыхивали красные глаза телекамер. Адам Локлир встал и прислонился к стене за спиной Андерсона.

— Мистер Тобин,— сказал Андерсон тем же спокойным голосом, каким задавал вопросы Хинмену,— когда вы впервые доставили рабочих «Агро-Упаковщикам»?

— Восемь лет назад, чтоб не соврать.

В зале вновь поднялся шум, и Хинмен что-то сказал Огдену. Бутчер поднял брови и нагнулся над своими заметками.

— С кем вы имели дело в первый раз?

— Да все больше с Деропьеном.

— И что же он вам сказал?

— Что он, мол, тут человек новый, и хозяева новые, и все новое, а потому им нужны новые артельщики и новые рабочие, чтоб все начать заново.

— Он хотел, чтобы вы привезли рабочих?

— Сказал, что даст мне на этом подзаработать.

— Как он намеревался это сделать, мистер Тобин?

— Приходи, говорит, завтра в это же время. Тогда будет хозяин… (Снова шум. Хинмен сидит неподвижно.) Ну, я прихожу, а Дероньен и его хозяин уже ждут, и Дероньен спрашивает, нужен ли мне контракт. А я говорю: у старины Лопни все просят рабочих, потому что со мной хлопот не бывает.

— Он вам что-нибудь предложил?

— Он говорит…

— Кто?

— Дероньен. Он говорит, ты про других забудь, мы тебе станем платить пять центов за каждый час, который твои артельные у нас проработают, и ты в декабре увезешь отсюда кучу денег. Тут я говорю: это как же выйдет? А он говорит, для этого моим рабочим надо платить меньше, чем он заплатил бы кому другому. Ну, в тот год в ихних местах платили по семьдесят пять центов за час, а Дероньен тем, кого я привез, платил по пятьдесят пять,