Евгений Введенский - Либерия

Девушка продолжала идти, глядя прямо перед собой и не обращая на Корому-младшего никакого внимания.

Омар сказал, хитро посмеиваясь:

— Да ты ведь не знаешь эту курицу, мужик! Не притворяйся, что знаешь!

— Как это не знаю? Это моя подруга! — воскликнул Корома-младший на всю улицу. — Мы в прошлом году делали джиги-джиги! Где ты живешь, красотка? Как я тебя найду?

И Корома-младший, высунув руку в окно, ущипнул девушку за ягодицу. Та продолжала шагать дальше с невозмутимым видом, как будто ничего не случилось.

Мне стало стыдно за неджентльменское поведение Коромы-младшего; я уже открыл рот, чтобы попросить оставить бедную девушку в покое, когда та нарушила молчание:

— Видишь желтый дом в конце улицы?

Не замедляя шага, девушка махнула рукой куда-то вдаль. За все это время она ни разу не посмотрела в нашу сторону. Ее бедра плавно качались из стороны в сторону, а лицо светилось гордостью от осознания того факта, что такой знатный кавалер в такой крутой машине так ловко и настойчиво за ней ухаживает.

— Ты там живешь? Отлично, я к тебе зайду сегодня вечером. Окей?

Девушка приподняла вверх подбородок (в Либерии утвердительный ответ обозначался этим своеобразным "кивком наоборот", что выглядело довольно-таки таинственно).

— Бигини, скажи, сколько у тебя детей? — спросил Омар, глядя одним глазом на меня, а вторым — куда-то в окно.

— У меня нет детей, — ответил я, удивленный тем, что ко мне был обращен вопрос подобного рода. Я был твердо уверен, что настоящему художнику лучше оставаться свободным, одиноким и несчастным, вписать своей артериальной кровью пронзительные строки на вечные страницы искусства и умереть внезапной и преждевременной смертью, оставив после себя кипу гениальных черновиков, полных вопросительных знаков и многоточий.

— Почему? — спросил Омар. — Твоя жена не может родить?

— У меня нет жены, — ответил я.

— Нет жены? — изумленно переспросил Омар. — А сколько у тебя любовниц?

— У меня раньше была девушка, — ответил я. — Но мы расстались.

Омар некоторое время озадаченно смотрел на меня, пытаясь понять, что я имею в виду, а затем весело хлопнул меня по колену и произнес с нескрываемой гордостью:

— А у меня — две жены и семь детей.

— Ого! — воскликнул я.

— Да! — кивнул Омар. — А еще у меня тридцать любовниц.

— Серьезно? — удивился я.

— Но я пацаненок по сравнению со своим отцом. У него — пять жен и тридцать пять детей. А сколько у него любовниц, он и сам не знает.

— Не может быть!

— Еще как может! Но я еще молод. Со временем я превзойду отца. Для этого я сейчас и стараюсь заработать побольше денег. Африканские женщины — дорогое удовольствие.

Гена, не поворачиваясь, сказал мне по-русски:

— У них, если один раз трахнул подругу, это уже герлфренд, а ты для нее, соответственно, бойфренд. Если ребенок родился, то она тебе уже и жена. Но это не значит, что вы должны жить вместе. Можно продолжать гулять дальше.

— Гена, что ты там бубнишь на своем тарабарском языке? — с вызовом сказал Омар. — Имей в виду, что просто так ты отсюда не уедешь в свой Израиль. Придется сначала здесь жениться.

— А как мы будем жениться? — спросил Гена. — В церкви? И брачный контракт заключим?

— У нас никто не заключает никаких контрактов, — презрительно ответил Омар. — И церковь тоже не обязательно. Просто живут вместе и все. Джиги-джиги каждый день, и каждый год — новый ребенок. Ты скажи, какая тебе нужна, и я найду для тебя прекрасную африканскую курицу, какую пожелаешь: высокую, низкую, толстую, худую, взрослую, юную...

— Толстых, низких и взрослых не нужно, — ответил Гена. — Лучше давай высокую, худую и юную.

— Насколько юную? — спросил Омар. — Школьницу хочешь? Шестнадцать, четырнадцать лет?

— Да ты что? — повернулся к нему Гена. — А разве можно?

— Конечно, можно! У нас считается, что если у африканской курицы выросло вот это, — и Омар прижал к своей груди две фиги, — то она уже готова, и ее можно брать.

— Как это — "брать"? — спросил я, шокированный этим разговором до глубины души. — А если она "не дается"?

— А кто ее спрашивать будет? — удивился Омар. — Здесь, в Африке, мужчина имеет полное право на секс. Можешь брать любую. Только потом обязательно нужно дать ей немного денег в знак благодарности. Так у нас принято. Иначе она будет тебя позорить на каждом углу.

— Не удивляйся, Ифгени, — с улыбкой сказал мне достопочтенный Корома. — В Африке отношения мужчин и женщин строятся на других принципах. Я много лет жил в США, поэтому знаю разницу и понимаю, что наши нравы могут шокировать иностранцев. Здесь в деревнях девушки рожают в четырнадцать, в двенадцать лет. Нигде в мире нет такого высокого уровня рождаемости, как в Либерии. Здесь у женщин в среднем по шесть-семь детей. Половина населения страны — дети и подростки. Каждые пятнадцать-двадцать лет население удваивается. Возможно, поэтому мы здесь так мало ценим человеческую жизнь...

И достопочтенный Корома замолчал, глядя в окно на большой билборд у дороги, где была схематично изображена тетка в традиционном африканском наряде. Надпись вверху гласила "Женщина — это твой друг!", а внизу было дописано: "Заботься о ней. Береги ее".

— Но теперь, — с воодушевлением продолжил достопочтенный Корома, — когда к власти пришла Эллен Джонсон-Серлиф, ситуация начинает меняться. Она — первая в Африке женщина-президент — уделяет большое внимание защите прав слабого пола. Либерийцы постепенно перестают воспринимать женщин как свою собственность и учатся видеть в них не только бесплатную рабочую силу, машину для деторождения и объект удовлетворения сексуальных потребностей, но и человеческое существо.

Омар пригнулся ко мне и, заговорщицки улыбаясь, прошептал:

— У нас считается, что лучший способ вылечиться от болезней — это заняться сексом с девственницей. Если мужчина серьезно болен и никакие лекарства ему не помогают, то он ловит где-нибудь в безлюдном месте цыпочку лет десяти и делает с ней джиги-джиги. И выздоравливает!

Вокруг сновали уличные продавцы всякой всячины, засовывая руки со своим товаром в окна нашей машины. Достопочтенный Корома купил несколько газет, раскрыл одну из них и протянул остальные нам.

— Если там будет что-нибудь интересное, прочитай мне вслух, — сказал Омар, отрицательно качая головой. — Я учился в мусульманской школе и знаю только арабский алфавит... Кстати, Бигини, ты — мусульманин?

— Нет, — ответил я.

— Тебе нужно принять мусульманство, — убежденно сказал Омар. — Все лучшие люди в мире — мусульмане.

Газета, которую я держал в руках, называлась "Независимая Либерия". Поскольку в Беларуси я работал редактором и журналистом, мне было очень интересно познакомиться с местной прессой.