Евгений Введенский - Либерия

— Взять хотя бы Бонг Майнс, — прервал молчание достопочтенный Корома. — Раньше это место было похоже на сказку. Немецкая компания вела в этом месте добычу железной руды. Немцы постоянно жили там, целыми семьями. Они сделали из затерянной в джунглях деревни маленькую Германию: построили больницы, школы, магазины, рестораны, бассейны, теннисные корты... А потом Банга, столица округа Бонг, стала штабом Национального патриотического фронта — группировки Чарльза Тейлора.

— Народ поддерживал его? — спросил я.

— Тейлор объявил, что очистит Либерию от мусульман, государственных чиновников и других "вредителей", — сказал Корома-младший. — На мандинго, фула и кран началась настоящая охота! Нас убивали прямо на улице, врывались в наши дома...

— И чего они добились? — перебил его достопочтенный Корома. — Теперь Либерия входит в число самых опасных стран мира, которые не рекомендуется посещать цивилизованным людям... Сегодня ты увидишь, на что стал похож Бонг Майнс! Повстанцы все разгромили и разграбили... И что, ты думаешь, эти глупые люди чему-нибудь научились? Нет! Они только что избрали старшим сенатором округа Бонг жену Тейлора — Джуэл!

— А в округе Нимба люди выбрали сенатором главаря повстанцев Принса Джонсона — союзника Тейлора. Того самого, что казнил президента Сэмюэля Доу, — добавил Корома-младший.

— Но почему? — воскликнул я. — Почему они выбирают преступников и палачей?

— Потому что либерийцы изо всех человеческих качеств больше всего уважают грубую силу! — хмуро сказал достопочтенный Корома. — Больше, чем ум, образованность, порядочность... В 1997 году Чарльз Тейлор баллотировался в президенты с лозунгом "Он убил моего папу, он убил мою маму, но я буду за него голосовать". И победил уже в первом туре с огромным перевесом! Да, теперь Тейлор сидит в тюрьме. Но он — единственный, кто понес наказание! А все его сообщники — на свободе, занимаются бизнесом, политикой... Не понимаю, куда смотрит Эллен? Надо поговорить с ней об этом.

— Вы знакомы с президентом? — удивился я.

— Разумеется! — кивнул достопочтенный Корома. — Я руководил ее избирательным штабом на тех самых президентских выборах 1997 года. Она тогда заняла второе место — после Тейлора. Я мог бы сейчас работать в правительстве... Но это очень уж хлопотное дело для пожилого человека. Особенно теперь, во время передела власти между старой и новой группировками. Поэтому я решил заняться бизнесом, это намного более спокойное и прибыльное дело. Даст бог, скоро мы продадим нашу первую партию металлолома...

И достопочтенный Корома замолчал, погрузившись в размышления. Корома-младший и Омар тоже помалкивали. Я смотрел в окно и прислушивался к своим ощущениям: каково это — находиться в одной из самых опасных стран мира, где каждый встречный может оказаться бывшим повстанцем, который еще недавно бегал с автоматом по джунглям, пытал и убивал людей?

Сквозь густую листву проглядывало ослепительное экваториальное солнце; по обеим сторонам дороги сплошной стеной тянулись непроходимые вечнозеленые заросли; на обочине иногда встречались тетки, тащившие на головах огромные вязанки дров или мешки с углем; Гена тихо похрапывал на переднем сиденье, положив ноги на приборную панель.

*******

Время от времени мы проезжали придорожные деревни — скопления глиняных домиков в тени вездесущих пальм с лениво свисающими листьями-лопухами. Домики были неправильной формы, они напоминали термитники или птичьи гнезда; симметрия для местных строителей точно не играла большой роли. Стремление к украшательству им тоже было несвойственно: декоративные элементы практически отсутствовали — за исключением иногда встречающихся черных отпечатков детских ладоней на стенах. Скамейки у домов выглядели так, как будто их сколотили из кривых палок наскоро, кое-как и даже не потрудились спилить сучки и обточить острые края. "Прежде чем сесть на такую скамейку, не помешает внимательно ее осмотреть — а то можно встать с дырой в штанах", — подумал я.

"Может быть, местные жители готовы в любой момент перебраться в другое место и поэтому не видят необходимости тратить время на основательное обустройство своего жилья? Или это такая природная эстетика, когда красота видится в естественности, безыскусственности и простоте? То, что нам кажется прекрасным, вполне может казаться им уродливым, и наоборот", — размышлял я, обливаясь потом, болтаясь из стороны в сторону в трясущейся на ухабах машине и щурясь от ослепительного солнца.

Чем дальше мы отъезжали от столицы, тем более низкими и неказистыми становились деревенские постройки и тем чаще вместо глиняных домиков нам встречались соломенные хижины или грязные и кривые хибары, сложенные из бамбука и крытые пальмовыми листьями. У деревень и на перекрестках часто встречались билборды различных благотворительных организаций, которые чем-нибудь осчастливили местное население.

Посреди дороги валялись худые, малорослые свиньи, покрытые бурой щетиной, которые полностью игнорировали приближавшуюся машину вплоть до того момента, когда, подъехав вплотную, Корома-младший не начинал оглушительно сигналить; тогда хряки испуганно подпрыгивали и в панике, с громким хрюканьем, мчались наутек под хохот и улюлюканье Мохаммедов.

При нашем приближении со всех сторон сбегались полуголые дети, хлопая в ладоши и крича хором: "White man! White man! White man!" Я улыбался им, невольно чувствуя себя персонажем голливудского фильма и презирая себя за это чувство.

На скамейках у домов сидели или лежали мужчины разных возрастов. Завидев на дороге джип, окутанный облаком пыли, они поднимали кверху руки в ленивом приветствии, щурясь от солнца.

— Почему только мужчины сидят на скамейках? Где женщины? — спросил я.

— Работают, — коротко ответил Корома-младший, не отрывая глаз от дороги.

— В традиционной африканской семье женщина содержит мужчину, а не наоборот! — сказал достопочтенный Корома с улыбкой. — Женщина работает в поле, носит из джунглей дрова и разводит огонь под котлом, в котором варит рис для своего мужчины.

— А что делает мужчина?

— Мужчина делает детей, — ответил Корома-младший. — Чтобы они помогали женщине. Чем больше детей, тем больше у нее помощников.

— Бигини! Тебе нужно жениться на либерийской женщине... — завел свою любимую песню Омар.

— Я еще не готов к семейной жизни, — перебил я его.

— Когда вернемся в Монровию, я приведу тебе свою сестру, — сказал Омар, хлопая меня по плечу. — Когда ее увидишь, с крыльца упадешь. Точно тебе говорю! Сразу влюбишься по уши — настолько она красивая. К тому же еще и образованная — в школу ходит, читать умеет...

В этот момент мы наехали на здоровенный корень, растянувшийся поперек дороги. Корома-младший не заметил его, поскольку вел машину, повернувшись к нам лицом и смеясь над рассуждениями Омара. Нас тряхнуло так сильно, что я ударился головой о потолок. Корома-младший резко затормозил; машина съехала с дороги, и мы остановились, окутанные облаком красной пыли, которая медленно оседала на дорогу в горячем безветренном воздухе. Гена громко засопел и заворочался на переднем сиденье, дважды громко чихнул, сотрясаясь всем телом, и проснулся.