Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши

Бхагаван посоветовал мне заниматься беспрерывной джапой, днем и ночью, кроме часов сна. Он также поощрял меня изучать его работы. Впоследствии я изучал «Шри Рамана Гиту» в его присутствии, упиваясь сутью каждого ее стиха. Кроме того, мне посчастливилось слушать, как Бхагаван разъясняет значение своих гимнов Аруначале. Это происходило в очень неформальной атмосфере. Во время его утренних и вечерних прогулок я следовал за ним и слушал, как он подробно разъясняет значение каждого вдохновенного стиха.

Однажды рано утром, когда рядом с Бхагаваном больше никого не было, он предложил мне пойти вокруг Аруначалы и вернуться прежде, чем другие смогут заметить его отсутствие. Он повел меня лесной тропинкой и предложил для обсуждения в дороге «Гимн во Славу Дакшинамурти» Шанкары. Мы шли быстро, и за три часа закончили обход. В конце мы посидели у Пандава Тиртхама, расположенного к востоку от ашрама. В первые годы Шри Раманашрама Бхагаван имел обыкновение купаться в нем.

Не скажу, что понимал все, что Бхагаван говорил, объясняя смысл гимна. Мне было достаточно того радостного духовного волнения от того, что оказался один в его компании.

Утром после сорок третьего джаянти Бхагавана мое внимание привлекла блистательная личность, выделявшаяся среди преданных. Это был, как я узнал, Кавьяканта Ганапати Муни. Я сразу же увидел, что это не просто ученый человек, но также поэт и тапасвин. Его широкий лоб, яркие глаза, орлиный нос, обаятельное лицо с бородой и мелодичный звон в его голосе – все это говорило о том, что он риши , которого можно ставить в один ряд с самыми выдающимися ведическими провидцами. Так как Бхагаван считал, что мне будет полезно у него поучиться, мне вскоре предоставился случай познакомиться с ним.

Я выучил наизусть, еще до приезда к Бхагавану, три части известной «Тайттирия-упанишады», которые в настоящее время поются каждое утро перед самадхи Бхагавана. Когда я выразил Бхагавану свое желание изучить смысл этой упанишады, он направил меня к Ганапати Муни, больше известному как Наяна, жившему тогда в пещере Дерева Манго на восточном склоне Аруначалы. В этой пещере Бхагаван жил в летнее время в ранние годы его пребывания на горе. Это было прохладное местечко, расположенное в тени большого дерева манго, и с чистым ключом немного выше. Я подошел к пещере и стал ждать. Через несколько минут вышел Муни. В его присутствии и во всей атмосфере ощущалось благоухание тапаса . Посидев перед ним в тишине несколько минут, я попросил у него объяснить отрывок из «Тайттирия-упанишады», который передает в себе опыт мудреца Трисанку. Он начинается с «Ахам врикшасья рарива» и означает «Я – сила, действующая за Древом Существования». Наяна дал настолько ясное объяснение, что я решил, что нет необходимости задавать ему дальнейшие вопросы. Каждое слово, исходящее из его уст, обладало ясностью и праведностью священных писаний.

И хотя он был великим ученым и тапасвином, он направлял к Бхагавану всех, кто приходил к нему, со словами: «Учеба у него из первых рук имеет особый эффект». И Бхагаван, со своей стороны, обычно посылал к Наяне тех, кто подходил к нему с вопросами о традиционном богослужении, поскольку тот был общепризнанным авторитетом в этом предмете. Таковы были отношения между Учителем и его именитым учеником. У меня было много возможностей убедиться в особом отношении Бхагавана к этому образованному поэту-ученику, с самой ранней юности посвятившему всю свою жизнь тапасу.

В 1929 году Наяна четыре месяца жил в небольшой постройке, крытой черепицей, находящейся перед храмом Ганапати в Палакотту. В течение этого периода у меня была редкая возможность жить с ним и служить ему. Он был очень простой человек, обходился очень немногим, так что служить ему было одно удовольствие – не требовалось вообще никакого напряжения. Обладая естественным внутренним равновесием, он всегда был расслаблен, обширные познания и острый ум не мешали этому. Все ощущали теплоту его дружелюбия и атмосферу чистоты и умиротворения вокруг него.

Было неудивительно поэтому, что Бхагаван Рамана, несмотря на его равное видение, относился к нему с особенным уважением и любовью. Выражалось это по-разному. В ранние годы Бхагаван обычно один, без помощника, совершал прогулки через Палакотту. Тогда он часто заглядывал к Наяне и проводил с ним несколько минут. Дружеское отношение, которое Бхагаван проявлял к своим близким последователям, было таким трогательным! Но в конечном счете важным было совсем не то, что он делал или говорил. Именно его великолепное присутствие, озарявшее все вокруг, притягивало всех нас к нему.

Бхагаван был против всякого расточительства или ненужных трат. «Как ты разжигаешь огонь в своей печке?» – спросил он меня однажды.

Я сказал, что использую скрученный кусочек старой ткани, который макаю в керосин. Улыбаясь, он отругал меня за то, что я впустую трачу керосин, в то время как огонь легко разжечь с помощью нескольких сухих веточек и листьев, которых много вокруг, или ненужной бумаги.

В другой раз он увидел на полу в комнате Наяны несколько маленьких кусочков бумаги, размером приблизительно один на шесть дюймов, и спросил его, нужны ли они ему. Наяна ответил, что это ненужные обрезки.

Бхагаван сказал: «Я могу сшить эти обрезки вместе, и получится маленький блокнот размером с большой палец, в нем можно будет что-нибудь записывать».

Наяна засиял, тронутый такой экономностью, а я, чтобы избавить Бхагавана от этого труда, сказал, что сделаю это.

Понимая мой мотив, Бхагаван отметил: «Хорошо, но только покажешь мне блокнот и то, как ты его используешь».

Я пообещал так и сделать, и Бхагаван оставил эту тему, так как был уверен в моей искренности. Как только Бхагаван ушел, я сделал крошечный блокнотик из обрезков бумаги и записал в нем 108 стихов «Индра Сахасра Нама Стотры» и семь ее заключительных стихов, написанных Ганапати Муни в 1929 году. Эта работа содержит тысячу имен Индры, отобранных из «Риг Веды». Наяна составил этот перечень имен, не добавив никаких других слов. «Индра» здесь, конечно, – Высшее Бытие, а не Индра из пуран , который благодаря заслугам поднимается до божественного состояния, но снова падает.

Бхагаван оценил глубокое духовное значение этих имен, когда их читали ему вслух во время работы над этой стотрой. На следующее утро, когда я показал Бхагавану крошечный блокнот, мелко исписанный именами Индры, он, по своему обычаю, тщательно изучил не только содержание блокнота, но и то, как он выглядит.

После этого он воскликнул удовлетворенный: «Ты сдержал свое обещание и использовал эти обрезки наилучшим образом!»