Дэвид Годман - Преображающие встречи с Раманой Махарши

Из-за постоянного просачивания крови через рану Бхагаван страдал анемией. Поскольку яд от саркомы распространялся по всему телу, скоро стало ясно, что близится его конец.

Бхагаван оставался беззаботным в течение всего долгого периода болезни и боли. Он не отдавал никакого личного предпочтения какому-либо виду лечения. Всякий раз, когда управление ашрама принимало решение о курсе лечения, он следовал ему, скорее чтобы порадовать преданных, чем ради избавления от болезни. Он часто говорил: «Наше дело – быть свидетелем происходящего». Его поведение в последний год жизни служило прекрасным примером этого.

Когда его преданные в декабре 1949 года были озадачены тем, какое лечение предпринять дальше, один из них подошел к Бхагавану и спросил, что следует делать.

Бхагаван улыбнулся и отметил: «Разве я когда-нибудь просил о каком-то лечении? Это вы хотели для меня того и сего, так что вам решать. Если бы меня спросили, то я бы сказал, как и говорил всегда с самого начала, что не нужно никакого лечения. Пусть все идет своим чередом».

Все доктора, заботившиеся о нем, были поражены его сверхчеловеческим безразличием к боли и абсолютной беззаботностью даже во время и после операций. Бхагаван воспринимал все легко и всегда сохранял чувство юмора. Его брошенные вскользь замечания часто смешили докторов и дежурных, несмотря на их беспокойство.

Спустя несколько часов после тяжелой операции в августе 1949 года, Бхагаван решил дать даршан многочисленным преданным, которые с тревогой ожидали рядом с медпунктом ашрама, хотя ему было предписано не выходить наружу. Он был безмятежен, как всегда, и даже время от времени улыбался. На следующий день в полдень, как только доктора уехали, он вернулся в холл, где обычно сидел, сказав, что не должен занимать медпункт и причинять беспокойство пациентам, которые должны ходить туда на лечение. Доктора и преданные, которые видели его, поразились его спокойному выражению и милостивой улыбке даже после четвертой операции. На его лице не было никаких признаков страдания.

Семьдесят первый день рождения Бхагавана праздновался в его присутствии 5 января 1950 года. Бхагаван сидел много часов, утром и вечером, среди своих преданных. Он прочел множество гимнов, недавно сложенных его последователями, и послушал их исполнение. Пришел слон из храма Аруначалешвары и некоторое время стоял перед ним. Поклонившись Бхагавану, он попрощался с ним, коснувшись его ног своим хоботом. Рани (королева), приехавшая из Северной Индии чтобы выразить почтение Бхагавану, сняла эту сцену на кинопленку. Атмосфера была полна радости, и празднества закончились поклоном преданных их Учителю после ведических песнопений.

Многие месяцы в ашраме и вокруг него продолжались пение гимнов и молитвы о выздоровлении Бхагавана. Когда Бхагавана однажды спросили об их эффективности, он заметил с улыбкой: «Конечно, желательно быть занятым хорошими действиями. Пусть продолжают».

Когда приверженцы молили Бхагавана, чтобы тот поправил свое здоровье собственным могущественным желанием, он ответил: «Все будет в порядке в свое время». И затем спросил их: «Кто тут есть, чтобы пожелать этого?»

Он не мог чего-либо желать, потеряв чувство отдельной индивидуальности во Вселенском сознании.

Бхагаван придерживался своего обычного распорядка дня, пока оказалось физически невозможным продолжать это. Он принимал утреннюю ванну за час до восхода солнца, садился ради даршана в определенные часы, утром и вечером, читал корреспонденцию ашрама и заведовал печатью его публикаций, часто внося свои предложения. Всему он уделял внимание, кроме своего слабого здоровья.

Больше чем за год до его маханирваны Бхагаван перевел на тамильский язык шлоку из «Шримад Бхагаватам» [105]:

«Пусть тело, результат плодоносящей кармы, отдыхает или движется, живет или умирает; мудрец, реализовавший Атман, не осознает тело, как пьяный не осознает свою одежду».

В конце 1949 года Бхагаван выбрал для разъяснения стих из «Йога Васиштхи»:

« Джняни, обнаруживший, что он есть бесформенное чистое сознание, остается незатронутым, даже если его тело рассекают мечом. Сахарный леденец не теряет свою сладость, даже когда его ломают или крошат».

Как-то в один из последних месяцев Бхагаван спросил обеспокоенного помощника: «Когда мы съели обед, мы оставляем тарелку из листьев, с которой его ели?»

В другом случае он сказал тому же самому человеку, что джняни радуется, когда смерть освобождает его от тела, так же как радуется слуга, когда снимает с себя ношу, доставив ее на место.

В один из своих последних дней Бхагаван с состраданием утешал одного преданного, говоря: «Они принимают это тело за Бхагавана и приписывают ему страдания. Как жаль! Они в отчаянии оттого, что Бхагаван собирается оставить их и уйти. Куда он может уйти и как?» Когда один из помощников вошел в его комнату, Бхагаван приветствовал его улыбкой и спросил: «Ты знаешь, что такое мокша (освобождение)?» Помощник смотрел на Учителя в восприимчивом молчании, и Бхагаван продолжил: «Избавление от несуществующего горя и достижение блаженства, которое является единственным существованием – вот определение мокши !»

Даже в свои последние дни, когда он был уже не в состоянии выйти из своей комнаты, Бхагаван продолжал давать даршан сотням преданных, утром и вечером, величественно облокачиваясь на своей кушетке, подобно Бхишме на его ложе из стрел. Бхагаван не соглашался отменить даршан даже в те дни, когда его состояние было критическим. Даршаны продолжались до самого последнего вечера.

Когда разлетелась новость о быстром ухудшении физического состояния Бхагавана, сотни последователей приехали в Тируваннамалай, чтобы увидеть его последний раз. В очереди, которая проходила мимо его комнаты, были мужчины и женщины, богатые и бедные, ученые и неграмотные из всех уголков Индии и из-за границы. Все были едины в своей преданности этому Божественному Воплощению.

В среду вечером, за два дня до маханирваны, Бхагаван одарил каждого прошедшего перед ним в очереди особым взглядом милости. Некоторым из них пришло в голову, что это мог быть его прощальный взгляд, и так и оказалось, поскольку в последние два дня у Бхагавана не было физической энергии, чтобы повернуться и смотреть на преданных. Но были ли его глаза открыты или закрыты, ум его всегда оставался ясен, и он мог говорить со своими помощниками всякий раз, когда это было необходимо.

В четверг утром, когда доктор принес Бхагавану лекарство, чтобы уменьшить закупорку легких, Бхагаван сказал ему, что это не нужно и что все будет в порядке через два дня. Той ночью Бхагаван отправил своих дежурных, чтобы они поспали или помедитировали и оставили его одного.