Admin - i aac1e39a59aada53

Тут во двор вваливается толпа громких и весёлых мужиков с "иордани". А тут я... как раз свежего мертвяка по сугробам кантую.

Хай пошёл... Всеобщий, матерный.

Кони пугаются, дёргаются. Я как раз между ними. Ежели коренник чуть повернётся да повторит...

Так вот, орать я умею не хуже реактивного на рулёжке. Ну, может, самую малость поменьше... Но слов знаю больше.

Постояли. Поорали. Побегали. Высказались и обменялись. У меня всей дистанции променада - один шаг. У них больше - шагов двадцать вдоль утоптанного места. Лезть в снег - дураков нет, под удар задних копыт пристяжных... - аналогично.

Народу - всё больше, народу - развлечение. Уже и бабы понабежали, глаза у всех горят, платки сбились - чтобы лучше слышать. Орут с привизгом:

-- Ой, убили! Ой, зарезали! Загубили души невинные православные во христов светел праздник! Ой, не будет нам этот год счастья-долюшки! Ой, придёт на нас на всех беда страшная, горе горемычное! А всё он, шпынь-злыдень-недоросль...!

Как бабы кричать начали - мужики приутихли. А чего говорить - всё едино не переорёшь. Наконец, один не выдержал, рявкнул в голос:

-- Цыц, дуры! Где вы зарезанного увидали?! Дурака старого конь убил. Эка невидаль. Это Крючок-то дохлый - душа невинная?! Он же всю жизнь то - дурил, то - приворовывал! То - ворованным да выдуренным торговал. Зашиб конь дурня - и слава богу: дышать чище. А второй-то, вон, живой, шевелится.

Точно: парень, попавший под мой кистень, пытался шевелиться, пытался ухватиться за голову. Но отпустить узду... Пришлось лезть по снегу назад, отцеплять, тащить за шиворот по сугробам. Тут несколько парней залезли в снег - помогли. Потом, уже спокойно, без крика и воплей, вытащили коней, разнуздали, поставили на прежнее место. Я им торбы с овсом на морды для восстановления душевного конского равновесия...

Наконец, когда всё было сделано, появилось начальство: поп, который предстоятель, сотник, который местным десятком стражи командует и староста Зубца без половины зубов. Все - "с сопровождающими их лицами". Народу снова полно. По всеобщему желанию и от народа многолюдства - сыск, спрос и суд пошли прямо во дворе:

-- Ты - чьих?

М-мать... Возможны варианты... с летальным исходом... вот не надо было мне с властями...! а коней - так отдать?! Тогда... Я никогда не лгу? - Тогда - правду.

-- Я - Иван Рябина, боярский сын из Смоленска. Иду в Тверь по торговым делам. Со мной - слуга. Он немой.

Если у них нет известия из Смоленска о моём "воровстве"... или - есть, но они, будучи суздальскими... Нет, похоже имени моего они не слыхали. Насчёт дел торговых - правда. Иду "мордой торговать". Что Сухан - не мой, а Велесов - правда. Я его так только... обихаживаю. А что не говорит... так я ж приказал - молчать.

Иначе они на него насядут: он взрослый, им привычнее разговор с ним вести, а не с недорослем, хоть бы и боярского происхождения.

Тем более... моё благородство... как-то им сомнительно. А почему одет по-простому? А почему сам на облучке был, сам за возчика? А почему с одним слугой? А почему боярский сын коням овёс засыпает, в конюшне спит, когда слуга его в тепле в доме лежит-полёживает?

Мои вопли типа:

-- А мне так хочется! Имею право! Законом не запрещено!

Вызывали недоверчивое хмыканье:

-- Так-то оно так... но не по обычаю.

Удостоверить мою личность было некому. Общество пребывало в глубоком смущении и сомнении. Прямой вопрос попа:

-- А когда ты, отроче, на исповеди последний раз бывал?

И мой туманный ответ:

-- О грехах своих знаю и каждый божий день раскаиваюсь.

доверия к моим словам не добавили. Впереди уже маячил местный поруб. Просто - "до выяснения". Уже, отодвинув Сухана в сторону, начали перетряхивать нашу поклажу. Но тут, спасибо Марьяше, вытащили самый большой баул с одеждой. Парадный кафтан и бобровую высокую шапку я отдал "подмёнышу" в Дорогобуже. Но сестрица ухитрилась сунуть ещё шитый бисером пояс. А уж "сапоги с носами"... - окончательно добили подозрения аборигенов.

Какой-то благообразный старичок, похожий на рождественского гномика своими красными щечками и носом в обрамлении белой бороды, что-то энергично зашептал на ухо старосте. Тот открыл рот, демонстрируя потенциально обширное поле деятельности для ближайшего зубного мостостроителя. Потом передвинулся к уху сотнику, недоуменно разглядывавшего мои "огрызки". Тот покивал и озвучил:

-- Ага... Ну... Ты, эта, боярич... Мда... что за хрень?! Никогда такого уродства не видывал! Правду говорят: смоленские все мозгой свернувшие. Ладно. Ты в Тверь идёшь? Поутру тронешься? Попутчика возьми. Вона его.

И сотник ткнул пальцем в "гномика". Дедок радостно заулыбался, собирая круглое личико морщинками как печёное яблоко. Я кивнул.

Так сложилось, что в первой жизни у меня не было проблем с попутчиками на трассах. Подбросить кого-то... Не о приработке речь. Когда гонишь в ночь - очень полезно, если рядом кто-то хоть что-то балоболит. И самому автостопом приходилось. Попадались дальнобойщики, которые сразу спрашивали:

-- Анекдоты знаешь? Трави.

А то бывало - просто начинаешь пересказывать какую-то книгу. Под настроение и интерес конкретного слушателя. Чтобы не заснул. Улететь-то в кювет - обоим не хочется. Иной раз - уже и вылезать пора, а:

-- Погоди-погоди. Дорасскажи. А чем там дело кончилось? Ну, встретились они или как? А убийца-то кто? Да ты что?! Вот я так сразу и подумал.

Так что, противопоказаний у меня не было. А "за-показания" были: "гномик" - местный, дорогу знает. Да и очень не хотелось идти против местного начальства: если они к своим подозрениям вернуться, то могут дело обернуть для меня плохо.

Контуженного моим кистенём парня поволокли в застенок. Завтра его - "на поток и разграбление". Но свидетелей-то нет, он из конокрада в любой момент может превратиться в жертву. Моего разбойного нападения. А что коня за узду держал, так немой слуга попросил выгулять... Вот мне нынче, "на бегу из-под топора", только права качать, да правду искать!

Возчики ещё по-приставали: расскажи да расскажи. Но я по-отнекивался да спать и завалился. Ещё затемно заявился "гномик" с мешком. Запряглись, выкатились. Оглядываясь на крест Зубцовской церкви, приняли вправо, пошли-покатились по Волге-матушке.

От Зубца Волга идёт почти прямо на север, есть только пара крутых петель. По западному, левому берегу - крутой обрыв, тёмный лес поверху. По правой стороне - луга, снегом покрытые. Почти Тургенев:

"Утро туманное, утро седое,

Нивы печальные, снегом покрытые,

Нехотя вспомнишь и время былое,

Вспомнишь и лица, давно позабытые".

В дороге только и вспоминать. "Помню, ты ещё молодушкой была...". Как-то там они? Мои "молодушки"...

От Зубцова до Твери считается полтораста вёрст. Тройка отдохнула, воз не тяжёлый, но за день не пройдём - погода меняется, облака натягивает, к ночи, поди, и снегопад будет. "Гномик" говорит: ближе к Твери есть знакомое место, на постой примут.