Сара Дессен - Вся правда о слове Навсегда

В тот момент мне стало спокойно. Впервые за долгое время. Ах, как бы

я хотела, чтобы кто-то вот так же легко прочитал меня и объяснил мне самой,

что же со мной творится. Чтобы кто-то разложил все по полочкам, и моя

жизнь перестала быть запутанной, беспорядочной и хаотичной. Хотелось бы

мне, чтобы я была «Макбетом», и кто-то смог понять меня и помочь понять и

другим. Так что я придвинулась ближе к Джейсону, ловя каждое его слово.

Джейсон застегнул молнию на чехле с ноутбуком и положил его на

кровать, к остальным вещам.

- Ладно, - он оглядел комнату в последний раз. – Пошли.

Его родители уже сидели в машине, когда мы вышли. Мистер Телбот

открыл дверь и помог сыну убрать чемодан в багажник, пока Джейсон

проверял, все ли в порядке с его вещами. Когда мы сели в машину и

закрепили ремни безопасности, миссис Телбот обернулась, чтобы

улыбнуться мне. Она была ботаником, ее муж – химиком, они оба

преподавали в университете. Они так были загружены работой, что, каждый

раз, когда видела их, у них в руках неизменно были книги или папки бумаг.

Мне казалось странным видеть их где бы то ни было без чего-либо из этого,

словно они вдруг теряли брови или носы, оказываясь где-то без увесистых

томиков в руках.

- Ну, Мейси, - начала миссис Телбот, - чем будешь заниматься до

августа, пока Джейсон в лагере?

- Не знаю, - пожала плечами я. Следующие восемь недель казались мне

бескрайней пустыней – я должна была работать в библиотеке, подменять

Джейсона за информационной стойкой, ну и, конечно, готовиться к

экзаменам. Те друзья, которых я знала по студенческим курсам, разъехались,

кто в Европу, кто, как и Джейсон, в лагерь. Честно говоря, наши с

Джейсоном отношения были несколько странными: они втискивались в

перерывы между его занятиями йогой и моими подготовительными курсами,

и у нас вообще оставалось мало времени на что-либо, кроме учебы.

С другой стороны, Джейсон легко разочаровывался в людях, так что

все мои попытки привести в нашу компанию кого-то еще обычно

заканчивались провалом. Если новый знакомый соображал, по мнению

Джейсона, чересчур медленно, был ленив и так далее в том же духе, мой

парень быстро терял терпение и становился действительно грубым и

вредным, так что было проще, когда мы оставались вдвоем или с его

друзьями, которые каким-то образом могли с ним ладить. Впрочем, я никогда

не расценивала это, как что-то плохое. Просто так уж сложилось.

По дороге в аэропорт мы с Джейсоном обсудили некоторые события,

недавно произошедшие в Европе, а его мама время от времени жаловалась на

«некультурных водителей». Я сидела, время от времени косясь на дюйм

между коленом Джейсона и моим, и спрашивала себя, почему же не делаю

ничего, чтобы и он сжался, а затем и вовсе исчез. Это тоже не было в

новинку – Джейсон даже не попытался поцеловать меня вплоть до третьего

свидания, а через полтора года мы так до сих пор ни разу и не упомянули о

том, куда все может зайти дальше. Хотя и в этом не было ничего плохого.

Медвежьи объятия от случая к случаю вполне устраивали меня, потому что

мне не хотелось торопиться, а Джейсон был идеальным понимающим парнем

в этом плане. Но в последнее время я начинала хотеть большего.

У стойки регистрации в аэропорту родители обняли сына, затем

направились в зал ожидания, оставляя нас наедине. Я тоже обняла Джейсона,

вдохнув его запах – дезодорант и средство от акне – так глубоко, словно это

был мой последний вдох в жизни.

- Я буду скучать по тебе, - сказала я ему в плечо. – Очень-очень

скучать.

- Это всего восемь недель, - хмыкнул он, целуя меня в макушку. Затем

быстро - так быстро, что я даже не успела заметить – в губы. После этого он

отстранился и посмотрел на меня, все еще не расцепляя руки на моей талии.

– Я напишу тебе сообщение, - пообещал он, снова поцеловав меня в

макушку.

Когда его рейс был объявлен и Джейсон скрылся из наших глаз вместе

со своим чемоданом, я стояла с Телботами, глядя ему вслед и чувствуя

тяжесть в груди. Это будет долгое лето. Мне так хотелось настоящего

поцелуя, чего-то, что я могла бы запомнить, но уже очень давно мне

пришлось выучить, что не нужно просить больше, чем получаешь. Никаких

гарантий или обещаний, ты – счастливчик, если вообще удостоился

прощания.

Мой отец умер. И я была рядом.

Да, именно так знали меня все, кто слышал мое имя. Я - не Мейси

Куин, дочь Деборы, которая строит красивые дома в новом элитном районе.

Не сестра Кэролайн, чья свадьба прошлым летом была потрясающим

событием для всего Лейквью. И даже не чемпионка, побившая рекорд школы

по бегу в средней школе. Нет. Я была Мейси Куин, которая проснулась на

следующий день после Рождества, вышла на улицу и увидела, как ее отец

лежит на дороге, а какой-то прохожий пытается оказать ему первую помощь.

Я видела, как умер мой папа. Вот, кем я была. Стоило людям увидеть меня

или услышать мое имя, как они вспоминали этот факт, а на их лицах

немедленно появлялось Выражение. Они как бы говорили: «Ох, господи,

бедняжка Мейси!», и это чувствовалось в их взглядах и даже в жестах.

Минутное сочувствие, которое ничего не значит. Я ненавидела это

Выражение, но видела его везде.

Впервые оно появилось передо мной в больнице. Я сидела на

пластиковом стуле возле автомата с водой, когда из маленькой комнаты

ожидания вышла медсестра и направилась к нам с мамой. На ее лице уже

было написано, что у нее плохие новости для нас - я не раз видела это в

фильмах, когда врачи выходят к родственникам, чтобы сообщить, что тот,

кого они ждали, умер. В жизни я тоже видела это однажды: десять шагов, и

надежда на лицах семьи сменяется безысходностью.

Когда медсестра увидела меня, поднявшуюся ей навстречу, все еще

одетую в свои мешковатые пижамные штаны и первый попавшийся под руку

свитер, на ее лице появилось Выражение. «Ох, бедняжка». Тогда я и понятия

не имела, что с этого дня оно будет преследовать меня везде. Оно словно

стало маской, которую люди надевали, едва узнав меня, и она встречала меня

везде – в магазине, в школе, даже на улицах. С тех пор я приучилась ходить с

каменным лицом, внимательно разглядывая ботинки или отыскивая что-то в

сумке. Это было не очень сложно.

В отличие от меня моя сестра Кэролайн рыдала. Вначале: на службе,

когда мы выходили из церкви, затем на похоронах, после – дома. Она

плакала так много, что мне это казалось странным. Я же не могла выдавить

ни слезинки и ненавидела эту ситуацию. Я ненавидела сам факт того, кто мой

папа ушел, что я была ленивой и сонной в то утро и просто отмахнулась от