Джейн Остин - Эмма

Ответ пронзил ее, точно молния: потому что мистер Найтли должен жениться только на ней самой!

Her own conduct, as well as her own heart, was before her in the same few minutes.

За те же считанные мгновенья открылась ей истина не только о своем сердце, но и о своем поведении.

She saw it all with a clearness which had never blessed her before.

С небывалою ясностью предстала она пред ее мысленным взором.

How improperly had she been acting by Harriet!

Как скверно вела она себя в отношении Гарриет?

How inconsiderate, how indelicate, how irrational, how unfeeling had been her conduct!

Сколько опрометчивого, бесцеремонного, необдуманного — сколько бездушного было в ее действиях!

What blindness, what madness, had led her on!

Какое ослепление, какое безумие двигало ею!

It struck her with dreadful force, and she was ready to give it every bad name in the world.

Мысль эта поразила ее с невероятной силой, она названия не могла найти своим поступкам.

Some portion of respect for herself, however, in spite of all these demerits—some concern for her own appearance, and a strong sense of justice by Harriet—(there would be no need of compassion to the girl who believed herself loved by Mr. Knightley—but justice required that she should not be made unhappy by any coldness now,) gave Emma the resolution to sit and endure farther with calmness, with even apparent kindness.—For her own advantage indeed, it was fit that the utmost extent of Harriet's hopes should be enquired into; and Harriet had done nothing to forfeit the regard and interest which had been so voluntarily formed and maintained—or to deserve to be slighted by the person, whose counsels had never led her right.—Rousing from reflection, therefore, and subduing her emotion, she turned to Harriet again, and, in a more inviting accent, renewed the conversation; for as to the subject which had first introduced it, the wonderful story of Jane Fairfax, that was quite sunk and lost.—Neither of them thought but of Mr. Knightley and themselves.

И все же, из доли самоуважения, вопреки этим тяжким изъянам, из нежелания терять лицо, а более всего из чувства справедливости к Гарриет — в сострадании девушка, которая верила, что ее любит мистер Найтли, не нуждалась, но обижать ее холодностью справедливость не дозволяла — Эмма нашла в себе решимость спокойно и даже с видимостью дружелюбия сидеть и терпеть дальше.Ей и самой полезно было узнать, далеко ли простираются упованья ее подопечной — к тому же Гарриет ничем не провинилась, не за что было лишать ее участия и доброты, которые ей добровольно уделяли до сих пор, — и уж тем паче не заслужила она пренебрежения от той, которая давала ей одни лишь пагубные советы. И Эмма, очнувшись от раздумья, стараясь унять душевную бурю, вновь оглянулась на Гарриет и более приветливым тоном возобновила прерванную беседу, а то, что ей послужило началом — чудесная новость о Джейн Фэрфакс, — исчезло, рассеялось, как дым.Обе думали теперь только о себе — о себе и о мистере Найтли.

Harriet, who had been standing in no unhappy reverie, was yet very glad to be called from it, by the now encouraging manner of such a judge, and such a friend as Miss Woodhouse, and only wanted invitation, to give the history of her hopes with great, though trembling delight.—Emma's tremblings as she asked, and as she listened, were better concealed than Harriet's, but they were not less.

Гарриет, для которой эти секунды прошли в мечтаниях, не лишенных, впрочем, приятности, рада была, когда ее вернул к действительности ободряющий голос мисс Вудхаус, доброго друга и мудрого судьи, и, не заставляя просить себя дважды, с охотою, хотя и не без трепета, стала рассказывать о причинах своих надежд; Эмма, внимая ей и задавая вопросы, трепетала не меньше, хотя и лучше скрывала волненье.

Her voice was not unsteady; but her mind was in all the perturbation that such a development of self, such a burst of threatening evil, such a confusion of sudden and perplexing emotions, must create.—She listened with much inward suffering, but with great outward patience, to Harriet's detail.—Methodical, or well arranged, or very well delivered, it could not be expected to be; but it contained, when separated from all the feebleness and tautology of the narration, a substance to sink her spirit—especially with the corroborating circumstances, which her own memory brought in favour of Mr. Knightley's most improved opinion of Harriet.

Голос ее звучал ровно, но душа пребывала в смятенье, потрясенная внезапным откровением и столь же внезапною угрозой, борением ошеломляющих чувств.Глубже пряча страдания и являя одно лишь терпенье, слушала она подробности, которые излагала ей Гарриет.Особой связности, последовательности или красноречия она и не ждала, но ежели отрешиться от несообразностей и повторений, рассказ содержал в себе нечто такое, от чего у Эммы упало сердце, в особенности когда память ей подтвердила, что мнение мистера Найтли об Гарриет и вправду много переменилось к лучшему.

Harriet had been conscious of a difference in his behaviour ever since those two decisive dances.—Emma knew that he had, on that occasion, found her much superior to his expectation.

Перемену в его поведении с нею Гарриет ощутила после двух достопамятных танцев. Эмма сама знала, что ее подружка тогда приятно поразила его.

From that evening, or at least from the time of Miss Woodhouse's encouraging her to think of him, Harriet had begun to be sensible of his talking to her much more than he had been used to do, and of his having indeed quite a different manner towards her; a manner of kindness and sweetness!—Latterly she had been more and more aware of it.

С того вечера — или, во всяком случае, с того часа, когда мисс Вудхаус не воспретила ей думать о нем, — Гарриет стала замечать, что он склонен чаще вступать с нею в беседу и совсем иначе ведет себя, что в его обращении с нею появились мягкость и доброта. В последнее время это чувствовалось все сильней.

When they had been all walking together, he had so often come and walked by her, and talked so very delightfully!—He seemed to want to be acquainted with her.

Все чаще во время совместных прогулок он подходил к ней, шел рядом, занимал ее приятнейшим разговором!..

Emma knew it to have been very much the case.

Ей кажется, что он желает ближе познакомиться с нею.

She had often observed the change, to almost the same extent.—Harriet repeated expressions of approbation and praise from him—and Emma felt them to be in the closest agreement with what she had known of his opinion of Harriet.

Эмма знала, что и это недалеко от истины.Она сама замечала в нем такую перемену.Гарриет приводила слова похвалы и одобренья, сказанные им, и Эмма вспоминала, как он почти в тех же выражениях отзывался о Гарриет в разговоре с нею.

He praised her for being without art or affectation, for having simple, honest, generous, feelings.—She knew that he saw such recommendations in Harriet; he had dwelt on them to her more than once.—Much that lived in Harriet's memory, many little particulars of the notice she had received from him, a look, a speech, a removal from one chair to another, a compliment implied, a preference inferred, had been unnoticed, because unsuspected, by Emma.

Как ему нравилось отсутствие в Гарриет жеманства и притворства, как нравилась безыскусность, простота, искренность ее чувств.Да, Эмма знала, что он видит в Гарриет эти достоинства, — он не раз упоминал ей о них.Однако многое, что столь живо присутствовало в памяти Гарриет — частые маленькие знаки внимания, взгляд, два-три слова, придвинутый ближе стул, лестный намек, скрытый комплимент, — Эмма, ничего не подозревая, пропустила мимо.

Circumstances that might swell to half an hour's relation, and contained multiplied proofs to her who had seen them, had passed undiscerned by her who now heard them; but the two latest occurrences to be mentioned, the two of strongest promise to Harriet, were not without some degree of witness from Emma herself.—The first, was his walking with her apart from the others, in the lime-walk at Donwell, where they had been walking some time before Emma came, and he had taken pains (as she was convinced) to draw her from the rest to himself—and at first, he had talked to her in a more particular way than he had ever done before, in a very particular way indeed!—(Harriet could not recall it without a blush.) He seemed to be almost asking her, whether her affections were engaged.—But as soon as she (Miss Woodhouse) appeared likely to join them, he changed the subject, and began talking about farming:—The second, was his having sat talking with her nearly half an hour before Emma came back from her visit, the very last morning of his being at Hartfield—though, when he first came in, he had said that he could not stay five minutes—and his having told her, during their conversation, that though he must go to London, it was very much against his inclination that he left home at all, which was much more (as Emma felt) than he had acknowledged to her.