Айзенберг Я.Е. - Ракеты. Жизнь. Судьба.

Требуемый знак фазовых соотношений зависит от расположения центра

тяжести ракеты относительно свободной поверхности жидкости и других

факторов. А теперь представим себе (что и произошло на второй ступени

ракеты 8К64), что требования по обеспечению устойчивости колебаний

свободной поверхности жидкости противоположны для двух баков, т.е., если

выбраны соотношения для обеспечения устойчивости колебаний в одном

баке, то колебания во втором баке - неустойчивы.

Иными словами, принципиально нельзя подобрать такие параметры системы

стабилизации, чтобы обеспечить устойчивость колебаний в обоих баках.

Ракета устойчиво лететь не может. При должной квалификации динамиков

ракеты (в Днепропетровске) или специалистов по устойчивости движения в

нашем ОКБ этот эффект должен был быть обнаружен на самых ранних

стадиях разработки и тогда были бы приняты необходимые меры. Я уже

много раз писал, что квалификации нам и не хватило, никто не заметил, что

при некоторых конструктивных разбросах параметров ракеты возможно

возникновение эффекта динамической неустойчивости. В полете это и

27

произошло, так что «задним» умом все стало понятно, как говорится, если бы

я был таким умным «до», как моя жена «после» ...

Поскольку с таким эффектом столкнулись впервые, в Харьков приехали все

очень высокие руководители, включая трех министров, двух академиков,

много генералов, руководители и главные специалисты НИИ-885, НИИ-944 и

др. Теперь уже сравнительно быстро разобрались, в чем дело, и дали

необходимые теоретические расчеты и обоснования. Эффект был

воспроизведен на электронных моделирующих установках в Харькове (к

сожалению, после двух аварийных пусков, а не до них). И здесь я впервые

столкнулся с интересным поведением всех трех моих руководителей:

начальника ОКБ В.Г.Сергеева, начальника теоркомплекса Д.Ф.Клима и

начальника отдела стабилизации А.И.Гудименко. Конечно, и объяснения, и

предложения приехавшим к нам начальникам должны были давать они, но

как-то оказалось, что все «расступились», и на первом месте оказался я в

ранге руководителя группы. Для больших московских начальников, конечно,

все равно, кто дает пояснения, но со стороны это выглядело несколько

странновато. Думаю, что с этого и началась моя известность среди

специалистов по динамике полета и устойчивости движения.

Однако нужно было быстро найти выход, а, как я уже писал, это было

принципиально невозможно сделать выбором параметров системы

управления. Единственный вариант состоял в том, чтобы изменить характер

колебаний свободной поверхности в одном из баков, т.е. внести в его

конструкцию изменения. Это уже могли сделать только конструкторы

ракеты в Днепропетровске, которым было совсем не по душе переделывать

баки из-за проблем в системе управления. Переделка, как мы быстро поняли,

могла быть достаточно простой – нужно только установить по центру вдоль

всего бака крестообразную перегородку, и параметры колебаний свободных

поверхностей (теперь уже четырех в баке) радикально изменятся.

Оставалось убедить в этом специалистов ОКБ-586, и опять эта не очень

приятная задача была возложена на меня. Мы потратили много времени,

убеждая их, что сделать что-либо за счет системы управления принципиально

невозможно, после чего меня отправили прямиком в кабинет М.К.Янгеля,

который с нами и согласился. Следующую работу выполняли конструкторы

его ОКБ и заводской цех, причем она оказалась не очень трудоемкой. После

этого все проблемы обеспечения устойчивости движения ракеты были

решены, и при последующих пусках она летала «как по ниточке». Конечно, в

ходе испытаний возникали и другие проблемы, но с моей работой они никак

связаны не были. Летно-конструкторские испытания (в дальнейшем

используется общеупотребительная аббревиатура – ЛКИ) ракеты были

успешно завершены, и ракета специальным постановлением ЦК КПСС и

Совета Министров СССР была принята на вооружение Советской армии.

Оружие, способное доставить до США боевые головки с термоядерным

зарядом, стало на вооружение Советской армии. США уже не могли

28

чувствовать себя в полной безопасности в случае полномасштабного

конфликта с СССР.

На разработчиков, как и всегда в таких случаях, пролился «дождь» высших

правительственных наград, включая звания Героев социалистического труда,

орденов, денежных премий и т.д. Особо отличившимся присвоили звание

лауреатов Ленинской премии, среди них Д.Ф.Климу и А.И.Гудименко. От

этого «дождя» меня «заботливо» спасли руководители нашей службы кадров

и обкома партии.

Мои руководители, в целом неплохие люди, не придали этому никакого

значения, речь ведь шла не о них, они, как у нас говорили, «сверлили дырки

на пиджаках».

Вообще говоря, все произошло по известной формуле:

Всякая серьезная работа имеет пять главных этапов: 1) суматоха, 2)

неразбериха, 3) поиск виновных, 4) наказание невиновных, 5) награждение

непричастных. Как справедливо говорят: «в каждой шутке есть доля шутки».

Так была создана первая автономно управляемая советская МБР на

высококипящих компонентах топлива в той части, что меня коснулась.

29

ИТОГИ 30 ЛЕТ.

Неким промежуточным итогом моей работы и жизни я считаю 1964г., когда

мне исполнилось 30 лет, так что я расскажу о главных для меня.

Самое главное, что у меня родилось двое детей: в 1958г. – сын Евгений (имя в

честь моей покойной бабушки) и дочь Татьяна в 1964 г. (имя уже в

соответствии с любовью моей жены к Пушкину). Мы впервые стали жить в

изолированной трехкомнатной квартире, называемой в Союзе – «хрущеба»,

на поселке нашего предприятия, это уже самая окраина города. Я защитил

диссертацию и стал кандидатом технических наук. Подвигнул меня на это

вульгарный страх: во время аварий 8К64, к которым я имел непосредственное

отношение, я подумал, что руководитель фирмы запросто может снять меня

с должности за “плохую работу”. Я считал, что в этих условиях кандидату

наук легче устроиться на работу и именно с этой точки зрения писал

кандидатскую диссертацию, на которую у меня ушло три месяца работы

непосредственно в лаборатории (работа-то была секретной), так сказать без

отрыва от производства после окончания рабочего дня, ведь не мог же

начальник лаборатории заниматься посторонним делом во время работы. В

результате я еще позже приходил домой, жене было еще тяжелей с двумя

маленькими детьми, но я считал (и справедливо), что по советским нормам