Айзенберг Я.Е. - Ракеты. Жизнь. Судьба.

внутренний номер заказа (у нас, например, 516, 2835 и пр.). Вся эта полная

бессмыслица стоила денег и была «оправдана» только наличием

специальных подразделений, придумывавших эти названия (они уж точно

были связаны с КГБ) и следивших за их неуклонным соблюдением (первые

отделы, отделы режима и пр.), которые, благодаря всем этим затеям, имели

постоянную работу и возможность контроля самих разработчиков.

В Минобщемаше этому уделялось большое внимание, а при Ю.В.Андропове

в каждом оборонном министерстве была введена специальная должность на

уровне зам. Министра по «режиму», чтобы подчеркнуть важность

«бдительности» и возможность пристроить генералов КГБ, которых

Андропов заменял.

Вообще, режим секретности в Минобщемаше уступал только Минсредмашу,

предприятия которого размещались в закрытых городках (Арзамас-16,

Челябинск-70, Свердловск-40 и пр.). Кое-где, например, под Красноярском

на одной площадке были размещены предприятия и Минсредмаша, и

Минобщемаша.

Проход на наше предприятие сотрудникам других организаций разрешался

только при наличии у них допуска к секретным работам, да и то при наличии

совместных работ. «С поганой овцы хоть шерсти клок», и оборонная

промышленность воспользовалась режимом секретности, чтобы радикально

упростить свои взаимоотношения с так называемыми «правоохранительными

органами», сотрудники которых в отличие, например, от обычной милиции

получали допуск, имели право входа и пр. Так появились «спецмилиция,

спецсуд, спецпрокуратура», с которыми легче было иметь дело, тем более,

что и коррупция в них практически отсутствовала, так как с несекретными

материальными ценностями они, как правило, дел не имели.

Разместили наше ОКБ на севере города, вдоль трассы Москва – Харьков –

Симферополь, в лесопарковой зоне, где было много зелени, недалеко от

завода п/я 201, откуда мы вышли. Это была большая территория, на которой

разместилось и выросшее во много раз ОКБ, и наш опытный завод, и большое

число инженерных, лабораторных, стендовых и производственных корпусов.

Только после развала СССР, когда ракетная техника на Украине фактически

кончилась, мы стали избавляться от избытка производственных помещений, у

17

нас просто не стало средств их ремонтировать, отапливать и содержать в

надлежащем порядке.

Вся эта территория не стояла пустой и не ждала нас. Там размещалось

училище погранвойск (Харьков – ведь самое «подходящее» для такого

заведения место). Проблему решил, причем очень быстро, приехавший в

Харьков тогдашний второй секретарь ЦК КПСС Л.И.Брежнев, который

«курировал» всю (!!!) оборонную промышленность СССР. Погранучилище

куда-то перевели, а мы начали осваивать его здание. Оно было построено как

принадлежащее всемогущему в 30-е годы НКВД, и построено на совесть.

Толстые каменные стены, гигантские коридоры, где мог стоять в строю в

ряд целый батальон, а помещение для общих сборов и вечеров с большой

сценой, оркестровой ямой и залом более чем на 1000 человек, было просто

одним из лучших для этих целей в городе. Мы там проводили только

отчетно-выборные партийные, профсоюзные и комсомольские конференции,

так что зал был занят от силы несколько дней в году, но все равно

посторонние туда зайти не могли, так как оно размещалось за забором с

колючей проволокой, как и все ОКБ, и под бдительной охраной.

18

ПЕРВЫЕ РАЗРАБОТКИ ОКБ-692.

Итак, коллектив, буквально сложенный из двух заводских серийных

конструкторских бюро, без всякого опыта разработок систем управления

начал первую в СССР работу по созданию автономно управляемой МБР 8К64

(Р-16). Конечно, ни к чему хорошему это в начале не привело, но потом

задачу все же выполнили и не только была сдана на вооружение 8К64, но и

создана вторая (кроме НИИ-885) кооперация разработчиков систем

управления, которая в дальнейшем во многом опередила первую, своих, по

существу, основателей. Но до этого утекло много воды, и произошло много

неприятностей.

Началось с развития самого ОКБ, тем более что в составе заводских КБ

зачастую не было даже структур, нужных для разработки.

КБ завода п/я 409 раньше автономными системами управления не

занималось, так что новые структуры должны были возникнуть в составе

бывшего КБ п/я 201. Начались переходы из радиотехнического КБ в

создаваемые автономные, так как никакой разработки радиосистем даже в

планах ОКБ-692 не значилось.

Первой и главной такой структурой стал теоретический комплекс, который

был создан из сотрудников СКБ п/я 201. Главой его был назначен сотрудник

военного НИИ-4 (главного и единственного по сути института в ракетных

войсках) Дмитрий Федорович Клим. В порядке оказания помощи вновь

созданному ОКБ Коноплеву разрешили перевести в новую организацию

сотрудников Минобороны, так чтобы они не теряли ни должностей, ни

воинских окладов, ни прочих преимуществ службы в армии. И, несмотря на

это, нашлось всего три офицера, согласившихся на переезд из относительно

сытой Москвы в голодный Харьков. Так называемый теорсектор СКБ п/я 201,

возглавлявшийся Анатолием Ивановичем Гудименко, был преобразован в

теоретический комплекс (№3). Комплексом №1стал бывший коллектив СКБ

п/я 201, №2 – п/я 409.

Начальником отдела систем стабилизации (№31) в теоркомплексе стал

Гудименко, отдела систем управления дальностью (№33) (которыми для 8К64

мы не занимались) – Андрей Саввич Гончар, возглавлявший такую группу в

лаборатории Гудименко на п/я 201. Третий, совершенно необходимый для

теоретиков отдел (№32), был вычислительный центр, для которого Коноплев

«выбил» единственную в СССР «большую» ЭВМ М20.

Ну, раз лаборатория Гудименко стала отделом, в нем требовалось создать

лаборатории, хотя делалась только одна разработка, и для нее нужна была

одна лаборатория систем стабилизации.

Отдел состоял из трех коллективов, один из которых возглавил В.С.

Столетний, второй - И.Г.Медведев, а третий (по номеру первый) - я.

19

В п/я 201 они были моими сотрудниками, так как именно я руководил

работами по системам стабилизации. Но здесь в очередной (увы, далеко не

последний раз) сработал «национальный» признак. Заменить меня на посту

руководителя работ по системе стабилизации 8К64 было просто некому, а

назначить человека с такой фамилией начальником лаборатории рука не

поднималась. Так что я получил должность руководителя отдельной группы,

которая, конечно, была самой большой и делавшей самое главное в

теоркомплексе дело – систему стабилизации 8К64, но в названии моей