Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2

Я сел в трамвай на ближайшей остановке и поехал в центр. Там зашел в гастроном, но на винной полке были только водка и портвейн. Решил на всякий случай спросить, нет ли сухого вина? Продавщица не поняла, о чем я. Как вино, которое пьют, может быть сухим? Пришлось объяснить. Тогда она позвала меня за прилавок и показала ящик вина. Это была болгарская Фетяска, хорошее вино, но почти все пробки были покрыты зеленой плесенью. Я с трудом выбрал несколько не успевших заплесневеть бутылок, сложил их в авоську и вернулся на остановку. На остановке никого не было. Только одна сгорбленная старуха с клюкой и лицом, смотрящим в землю. Ее взгляд, по-видимому, остановился на моей авоське. Она вскинула голову, чтобы увидеть меня. Глаза были подслеповатые и слезились.

– Ох, сынок, ну и надули же тебя!

– А что такое, бабуся?

– Ты знаешь, что ты купил?

– Знаю, вино. Фетяска называется.

– Да в нем же убойного градусу нет!

От сладкого тошнит

Он был способный научный сотрудник, уже кандидат наук. Но в личной жизни ему не везло. По этой причине или по другой он любил не просто выпить, а напиться. Встречаю его однажды вдупелину пьяного в автобусе. Ну, на хрена, говорю, тебе это надо. Завтра на работу. Башка будет раскалываться. И слышу в ответ: «Так это завтра!»

А потом началась борьба с пьянством. Если раньше на работе отмечали праздники и дни рождения непременно с бутылками, то теперь это было строго запрещено. Отмечать не перестали, но – только торты и чай. После очередного такого застолья встречаю его же, трезвого и грустного.

– Как дела? – задаю формальный вопрос.

– От сладкого тошнит!

Импровизация

Мой друг, актер и режиссер, организовал в Москве театр пластической импровизации. Просуществовал этот театр недолго, но я успел побывать на одном спектакле.

На сцене актеры, горой навален реквизит. Режиссер ведет спектакль, и актеры импровизируют, вступая друг с другом во взаимоотношения, возникающие по ходу. Вдруг режиссер обращается в зал и предлагает любому из зрителей принять участие в спектакле. Сначала гробовая тишина. Кому надо себя перед всеми демонстрировать? Но потом встает парень, на вид лет четырнадцать – пятнадцать, и поднимается на сцену.

– Что делать? – спрашивает он режиссера.

– Все, что хочешь.

– Как все, что хочу?

– Так. Все, что хочешь.

– Все-все, что хочу? – не может поверить парень.

– Все-все, что хочешь.

И парень начал рвать занавес.

Коттеджи

Мой приятель собрался в родную деревню, чтобы помочь родителям на покосе, и я попросил его взять меня с собой. Я с детства любил сенокосные работы. Пацаном верхом на коне возил копешки к стогу, а стал постарше – дали в руки косу. Вдыхать неповторимый аромат свежескошенного разнотравья – с этим не могут сравниться никакие шанели.

Приехали мы в деревню под вечер. Уже стемнело, и в избах светились окна. Мы шли по центральной улице, и я обратил внимание на ряд одинаковых двухэтажных коттеджей. Только в одном из них на втором этаже светилось единственное окошко. Я вопросительно посмотрел на приятеля, и он мне рассказал следующую историю.

Председатель колхоза решил для лучших работников вместо изб, в которых они жили, построить двухэтажные коттеджи в английском стиле с винтовыми лестницами на второй этаж. Чем мы хуже цивилизованной Европы? Благо, колхоз богатый, и деньги есть. И построили. Лучшим комбайнерам и трактористам торжественно вручили ключи, и начались новоселья. Несколько человек покалечилось, упав с винтовой лестницы, а один даже сломал позвоночник. На следующий день все дружно съехали в свои старые избы. А там, где светится окошко, живет библиотекарша. Она молодой специалист, недавно приехала по распределению и сразу для проживания получила коттедж.

Таймень

Из тувинского городка Ак-Довурак, снабжающего асбестом почти всю Россию, наша экспедиция отправилась к высокогорному озеру Карахоль. Дорога туда проезжая только летом. Обычный горный серпантин пробит в горах. Никакого дорожного покрытия. Горные речки надо проезжать вброд. На опасных участках мы покидали наш грузовик, а шофер шел вперед посмотреть, что его ждет. Когда ехали через речки, я вставал с шестом на передний бампер и определял глубину. Страху натерпелись, но до озера добрались.

Наш водитель был заядлым рыбаком. Он возил с собой сеть и надувную резиновую лодку, а по предварительным сведениям озеро кишело рыбой. Ловить ее было некому. Только два рыбака от соседнего колхоза ловили здесь хариусов, засаливали в бочках, и раз в неделю вертолет доставлял эти бочки в Ак-Довурак, где в местном ресторане всегда было фирменное блюдо – хариус с запашком.

Мы вышли на берег в том месте, где из озера вытекает единственная речка Алаш, и водила с видом непререкаемого знатока указал: «Перегородим сетью Алаш». Мы кинули сеть и пошли спать. Наутро вытащили. Ни одной рыбы! Водила, ничуть не смутившись, что-то объяснил сам себе, и мы поставили сеть вдоль, а не поперек. Целый день занимались своей ботанической работой, не рыбачить же приехали, а вечером поплыли проверять сеть. Ни одной рыбы!

Тут я вышел из подчинения водиле, наполнил кружку спиртом и пошел в юрту пастуха, которая была от нас в нескольких сотнях метров. Водила не смог побороть гордыню и со мной не пошел. Возле юрты никого не было. Я заглянул внутрь и отпрянул от густого запаха прокисшего молока. Вышел пастух с жидкой бородкой и длинными усами. Увидел меня, позвал кого-то из юрты. Вышел, как выяснилось, его сын, десятиклассник, приехавший на каникулы к родителям из Ак-Довурака. Сын был переводчиком, так как отец по-русски не говорил. Я показал на кружку со спиртом и объяснил суть дела. Мы все трое пошли на берег. «Вот тут», – пастух показал на место, которое водила сходу объявил непригодным. После этого взял кружку, сорвал травинку, брызнул ею из кружки во все четыре стороны, ублажив тувинских духов, и залпом выпил, зажевав той же травинкой.

Мы поставили сеть. Наутро она была полна рыбы. Когда мы затаскивали сеть в лодку, водила увидел через абсолютно прозрачную воду огромного тайменя. Он понял, отдадим ему должное, что такого размера таймень не мог запутаться в ячеях. Просто захлестнулись тросы, и таймень оказался спеленутым. Потащи мы сеть дальше, она бы развернулась, и таймень ушел. Уже выбранную часть сети вместе с рыбой мы снова бросили в воду, поплыли на берег, сделали копье с охотничьим ножом на конце, подплыли к тайменю, и водила, не щадя сеть, начал убивать рыбу. Когда она перестала биться, мы медленно подтащили ее к лодке. Я подцепил кайлом, которым мы выкапывали растения, под жабры, и мы доставили тайменя персонально на берег, а потом уже отправились за остальной рыбой. Все по очереди фотографировались с тайменем. В семейном альбоме храню фотографию, где я на кайле держу тайменя, голова у плеча, а хвост на земле.