Слава Бродский - Страницы Миллбурнского клуба, 2

Убийца

С нами в ботанической экспедиции было несколько девушек, студенток из Томского университета. Для них это была летняя практика.

Мы расположились на живописном – нет, никакая живопись не в состоянии отразить эту красоту – альпийском лугу в горах Алтая. Одна из девушек бродила среди изумительного многоцветья, нарвала букет цветов и поставила его в банку с водой в своей палатке. Это заметила начальница нашей экспедиции. Как она на нее кричала: «Ты убийца! Ты никогда не будешь ботаником!»

Через много лет я напишу строчки:

Цветок благоухал недаром,

Но расцветал он не для вас,

Не для могильных ваших ваз –

Для пчел, летящих за нектаром.

Математика

Так по жизни получилось, что вблизи от меня в разное время оказались два великих математика – Сергей Львович Соболев и Израиль Моисеевич Гельфанд. Первый – в Академгородке под Новосибирском, в то время, когда я был честолюбивым юношей, жаждущим славы. Второй – в маленьком городке Хайлэнд Парк, в штате Нью-Джерси, где Гельфанд жил свои последние годы, а я, уже далеко не юноша и с давно поутихшими амбициями, поселился в эмиграции. Ни с тем, ни с другим я лично не общался, но хорошо знал людей, которым общаться с ними посчастливилось.

Однажды хорошо знающий меня человек в разговоре с Сергеем Львовичем рассказал обо мне, молодом и способном, пытающемся решать задачи, которые не по зубам многим поколениям математиков. Тогда я мучился доказательством Великой теоремы Ферма.

– Вот и зря, – ответил великий математик, – пусть бы лучше решал задачи, которые могут быть решены. Их огромное множество, и пользы от этого будет гораздо больше.

А с Гельфандом общался мой американский приятель. Он и рассказал мне об одном разговоре с Израилем Моисеевичем. Гельфанд был не только великий математик, но и выдающийся профессор. На вопрос, как надо учить математике, он ответил:

– Обучение не сводится к тому, чтобы просто что-то втолковывать. Надо решать задачи. Не надо сразу пытаться все понять, нужно сформулировать какие-то задачи, достаточно интересные, и попробовать их решить. Так постепенно будете учиться правильно думать, находить выходы из каких-то ситуаций.

А разве не главное в жизни – научиться правильно думать?

Без еврея не обошлось

Смешная история случилась во время защиты моей докторской диссертации. В отзыве от Института математики СО АН был упомянут академик Виноградов, кажется, Иван Матвеевич, но не уверен. Он возглавлял Отделение математики АН СССР, был признанным специалистом в области теории чисел и очень не любил евреев. И вправду, разве можно смириться с тем, что среди выдающихся математиков они сплошняком. Помню, как я был удивлен, когда на защите кандидатской диссертации мой друг, аспирант Сергея Львовича Соболева, математика первой величины, получил два черных шара, хотя Сергей Львович назвал его работу незаурядной. Тогда академик Соболев не выдержал, вскочил с места и сказал, что он знает, почему эти черные шары, но он все равно будет гордиться тем, что его мама – еврейка.

Так вот Виноградов как-то обмолвился, что теория чисел никогда не будет иметь практических приложений. Профессор, зачитывавший отзыв, отступил от текста и пошутил, что академик Виноградов, должно быть, перевернулся в гробу, поскольку мы видим, что системы сравнений в остаточных классах явились удачной моделью, позволившей решить физическую задачу расшифровки интерферограмм. Большего он прилюдно сказать не мог, а лично мне после защиты добавил: «Бедный Виноградов! И тут опять без еврея не обошлось».

Думай сам

Когда я вышел из комсомольского возраста, мне предложили вступить в партию. Я был уже кандидатом наук, но еще младшим научным сотрудником. Секретарь парткома намекнул, что это может помочь карьере, хотя его меньше всего волновало желание мне помочь. Просто из райкома последовало указание увеличить число партийных научных сотрудников, так как сложилась ненормальная ситуация – в академическом институте большинство членов партийной организации составляют рабочие экспериментальной мастерской.

Что делать? Отказаться? Заподозрят в несогласии с политикой партии и правительства. А стать старшим научным сотрудником очень хочется. Принять предложение? Значит, согласиться с политикой партии и правительства. Не буду врать, я к тому времени еще не был противником системы, но в ответ на мой лепет, что система правильная, но люди дерьмовые, мои гораздо более проницательные друзья называли меня идиотом. Задним числом могу только признать их правоту.

За советом я пришел к мужу моей двоюродной сестры. Он с первого курса технического вуза ушел в артиллерийское училище, прошел войну, даже сподобился быть комендантом какого-то маленького немецкого городка. После победы не вернулся в технический вуз, а поступил в Ленинградский университет на исторический факультет. Говорит, захотелось разобраться, как живет человечество и почему возникают войны. После окончания университета возникла сильная обида. Молодых ребят, не нюхавших пороха, оставили в аспирантуре, а ему, с красным дипломом, члену партии сказали, что он уже вполне самостоятельный, сложившийся специалист, его не надо учить в аспирантуре, и отправили к черту на кулички – в Кемеровский педагогический институт.

Но знай нашего брата! Он стал и доктором наук, и профессором, и известным ученым в области истории культуры. Его основные труды – по советской культуре с 1917 по 1927 год. Этот период был выбран потому, что он, с одной стороны, насыщен интереснейшим материалом, с другой стороны, врать, конечно, надо, но не сильно.

Итак, я пришел к нему за советом.

– Знаешь, что я тебе скажу. Я бы на твоем месте этого не делал. Может, и получишь сиюминутную выгоду, которая единственная причина для этого шага, но стоит ли овчинка выделки? Думай сам.

Я подумал и не вступил. Огромная благодарность и низкий поклон тому, кто удержал меня от соблазна стать партийным.

Блядские сапоги

Когда нашим сыновьям-двойняшкам исполнилось по три года, мы их оформили в детский садик. С первого дня они начали активно осваивать великий и могучий. В домашних условиях их язык был не таким великим и не таким могучим. После первого дня в садике, подчеркиваю, после первого, веду мальчишек, держа за руки, домой, и Миша вдруг меня спрашивает:

– Папа, я еще долго буду носить эти блядские сапоги?

От неожиданности я проглотил язык, но что-то надо было отвечать, и пришлось вернуть язык на место.

– Сынок, сапоги, конечно, не очень. Они тебе достались от Ани (это их старшая сестра). Мы обязательно купим тебе новые сапоги.

Миша успокоился, а я нет. И на следующий день, приведя мальчишек в садик, рассказал воспитательнице эту историю, повторив много раз, что у меня нет никаких претензий и жалоб, а просто интересно, откуда появился этот новояз в еще непорочном детском лексиконе. Воспитательница Ася Григорьевна, хоть и старая дева, но очень добрая и умная, посмеялась и догадалась, откуда. Нянечка, которая раздевала детей после прогулки, долго не могла стянуть с Миши сапоги. Они были без молнии и с узким голенищем. Вот она и определила их коротко и самым исчерпывающим образом.