Виктория Угрюмова - Кахатанна. Тетралогия (СИ)

— Нет, — сказал он наконец, и зеркала погасли, проявляя внутри себя застывшие растения, — нет, мальчик. В этом деле я тебе не помощник.

Он посмотрел на Малах га‑Мавета так, словно впервые его видел:

— Ты бессмертен, но не бесконечен. И я во всякое время могу призвать тебя из твоего мира сюда, потому что Ада Хорэ находится внутри тебя, как смерть — внутри смертного человека. Мое царство тем и страшно, что находится везде.

Глаза Черного бога округлились от ужаса, и Тиермее тихо и невесело рассмеялся:

— Ты и этого не знал? Я в любую минуту могу призвать любого из твоих братьев в этой вселенной и в любой другой. Могу уничтожить любого смертного и бессмертного, потому что мое царство находится внутри них, — и я им хозяин. И лишь немногие существа могут мне противостоять.

— Ты узнал ее? — с отчаянием спросил га‑Мавет.

— И ты знаешь ее — не пытайся меня обмануть. Ведь ее нельзя не узнать или спутать с кем‑нибудь, правда? Конечно, было бы занимательно попытаться уничтожить ее моими руками, чтобы отнять у меня единственную надежду. Но для того чтобы осуществить такой план, нужно быть гораздо более могущественным, нежели ты. Или… или ты пришел совсем за другим?

Га‑Мавет кивнул.

— Поиски оправдания, поиски пути, поиски себя. Какой же ты в сущности ребенок. Прошлое не отпускает тебя вопреки всем усилиям, не так ли? Но и мое прошлое не отпускает меня, с той лишь разницей, что я не прилагаю никаких усилий, чтобы от него избавиться. Я не безумец. На что ты надеялся, идя ко мне? Она может быть здесь, в Ада Хорэ, хотя Ада Хорэ не может быть там, в ней… И мне она нужна живой и неуничтожимой. А тебе — разве нет?

— Да… Нет… Не знаю, — сказал га‑Мавет устало. — Мы слишком далеко зашли. У нас нет иного выхода.

— Ничего и никогда не может быть слишком, — прошептал Тиермее. — Ступай отсюда, глупец.

— И все‑таки я уничтожу ее — один раз нам это почти удалось.

— Хорошо, — прошелестел голос Бога Смерти, — хорошо… Я посмотрю на тебя… я даже не утверждаю, что буду ей помогать…

И га‑Мавет опять остался в темноте. Проклиная все на свете, он начал осторожно спускаться вниз, надеясь, что Тиермее не сыграл с ним одну из своих злых шуток и что сейчас он действительно поднимается из Ада Хорэ на поверхность Арнемвенда.

По дороге он встретил Баал‑Хаддада — безглазого Бога Мертвых; и тот показался ему игрушечным и смешным после жуткого великолепия Преисподней. Вспомнив, что он так и несет ее с собой, куда бы ни направился, га‑Мавет стрелой понесся к Джоу Лахаталу. Он хотел уничтожить Каэтану, стереть с лица земли непокорных людей, отправить их к своему слепому брату — в общем, сделать что угодно, лишь бы заглушить липкий холодный ужас, который навсегда поселился в нем.

Когда он ворвался в чертоги Джоу Лахатала и промчался по зеркальным залам, то со страхом увидел, что за ним струится голубая тень прекрасного‑молодого человека с полупрозрачными драконьими крыльями за спиной.

И ему казалось, что теперь этому не будет конца.

Три человека сидят у костра темной безлунной ночью. Они одеты в темные рясы и подпоясаны жесткими широкими поясами, так что сторонний наблюдатель вполне может принять их за монахов. Впрочем, это и есть монахи, только на Арнемвенде нет такой церкви, к которой бы они принадлежали.

Они существуют ровно столько, сколько существует и этот мир, — их никто не создавал; они возникли сами, потому что в этом возникла необходимость. Мир. не влияет на них, а их существование никак не отражается на жизни Арнемвенда. Можно было бы сказать, что их нет. Но они все же есть, сидят у костра и беседуют о главном.

— Ты уверен, Да‑гуа? — спрашивает один из них, протягивая руку за очередной чашкой горячего напитка.

— Нет, Ши‑гуа, — откликается второй. — Я же не бог, чтобы совершать ошибки; ошибки совершают те, кто уверен.

— Те, кто не уверен, тоже совершают ошибки, — вставляет третий.

Он очень похож на первых двух монахов, — собственно, они выглядят как близнецы, но всякий способен отличить одного от другого, хотя и не объяснит почему.

— А что ты думаешь, Ма‑гуа?

— Она почти у цели, — задумчиво отвечает третий, подбрасывая в костер сучья. — Она почти у цели, и я бы сказал, что им не удастся ее остановить.

— Мир не терпит пустоты, — замечает Да‑гуа.

— Ты думаешь, они уйдут? — спрашивает Ши‑гуа.

— Это не главное. Либо уйдут, либо изменятся. Главное, что мир не принимает их такими, какие они сейчас. Но мир принимает ее.

— Ты думаешь, мир в ней нуждается?

— Мир сейчас живет только благодаря ей, даже если и не знает об этом.

Они долгое время молчат. Наконец Да‑гуа замечает в пространство:

— Малах га‑Мавет ходил в Ада Хорэ и говорил с Тиермесом.

— Это изменило ход мыслей га‑Мавета?

— Нет, Ма‑гуа. Но это испугало его. Он неуверен.

— Она почти достигла цели, — шепчет Ши‑гуа. — А испуганный га‑Мавет еще менее опасен.

— Испуганный га‑Мавет более опасен, — возражает Ма‑гуа.

— Нет никакой разницы, — говорит Да‑гуа. Они еще некоторое время молча пьют чай, затем Да‑гуа достает из складок своего одеяния шкатулку изысканной работы и раскрывает ее. Оттуда сыплются на землю фигурки. Да‑гуа переворачивает шкатулку, и обнаруживается, что на ней изображена карта Варда, которая постоянно меняет свои очертания, цвета и размеры, то становясь подробным изображением крохотного участка суши, то давая более общее представление обо" всем континенте.

— Сыграем? — спрашивает Да‑гуа.

— Сыграем, — соглашается Ма‑гуа.

Ши‑гуа поднимает с земли фигурку воина, одетого в белые доспехи и опирающегося на огромный двуручный меч. Монах долго и пристально вглядывается в изображение, которое дает иллюзию абсолютно живого, только:, и крохотного существа, и говорит:

— А мальчик вырос красивым.

— Они все выросли красивыми, — говорит Ма‑гуа, держа в руках другую фигурку, — но не прекрасными. А божественное должно быть прекрасным, иначе оно становится обыкновенным.

— Они еще не выросли, — говорит Да‑гуа и отбирает у брата фигурку Джоу Лахатала.

— Ты думаешь, он больше не встанет у нее на пути? — интересуется Ма‑гуа, поворачивая в пальцах изображение А‑Лахатала.

— После истории в городе джатов и истории со статуей он еще не скоро осмелится выступить против нее в открытую, — объясняет Ши‑гуа то, что известно и двум другим монахам.

Они могли бы не говорить ничего вслух, но это ихг работа — говорить вслух для всего мира то, что им самим известно и понятно. Такими они были востребованы и появились на этот свет.

— Она ничего не помнит. — Да‑гуа держит на раскрытой ладони фигурку женщины с двумя мечами за, спиной. — Она не сможет воспользоваться своим преимуществом.