Кевин Фонг - Extremes. На пределе

Гомерсдолл работал в отделении по пять дней кряду. Перед тем как отправиться домой, он должен был убедиться, что не заразился ТОРС. Для этого ему необходимо было провести десять дней за пределами отделения. Он мог преподавать, выполнять административную работу, руководить отделением — но не выходя из квартиры. По окончании этого срока, если он не почувствует себя плохо и у него не поднимется температура, можно будет вернуться к семье. Ради коротких свиданий с родными Гомерсдолл трижды за все время эпидемии устраивал себе такой добровольный карантин.

Между сменами Чарльз проводил дома всего по четыре дня. Родные старались при нем вести себя как ни в чем не бывало и не упоминать ТОРС. Между тем атипичная пневмония оставалась основной темой во всех новостях. Гонконг был парализован эпидемией. Но Чарльзу не хотелось рассказывать о том, что он видел в больнице, а Кэролин не желала про это слышать. Если он заразится, предостерег Гомерсдолл жену, она не должна навещать его — ради детей: если они лишатся одного из родителей, это будет трагедией, потеря же обоих (а такое уже случилось в некоторых семьях в Китае) обернется катастрофой.

Ежедневно медиков ждала в больнице одна и та же картина: отделение реанимации переполнено больными, все в тяжелейшем состоянии, их жизнь поддерживают только лекарства и целый комплекс аппаратов. По сути дела, они их не лечат, а только пытаются выиграть время в надежде, что болезнь отступит. Именно для этого и служат отделения реанимации, иначе — интенсивной терапии: чтобы попытаться экстренно расширить пределы возможностей человеческого организма в надежде, что больной доживет до того времени, когда его состояние изменится к лучшему.

В середине июня 2003 года наступил перелом. Впервые с начала эпидемии в госпиталь перестали поступать больные из города. Случаи заражения ТОРС отмечались только в отделениях, у пациентов и персонала. При всей свирепости заболевание имело свои слабые места — особенности, ограничивающие его распространение. Некоторые вирусы, скажем, вирус гриппа, очень заразны почти с самого момента инфицирования: человек передает возбудителя окружающим уже в конце инкубационного периода, пока сам еще чувствует себя хорошо. Поэтому грипп распространяется так широко и стремительно: многие заразившиеся как ни в чем не бывало отправляются на работу, распространяя вирус.

Но в случае с ТОРС пик контагиозности (заразности) приходится на период, когда пациент уже находится в критическом состоянии, обычно на вторую неделю после заражения. К этому моменту почти все пострадавшие оказывались в больнице. Вот почему на первых порах так тяжело пострадал именно медицинский персонал. И хотя вирус ТОРС действительно смертельно опасен, эта его особенность ограничила распространение болезни за пределами больниц. К середине июня 2003 года, через четыре с небольшим месяца после того, как во Французскую больницу Ханоя был приглашен Карло Урбани, вспышка ТОРС явно пошла на спад, и ограничения ВОЗ на въезд в пораженные области оказались сняты. Во всем мире было зарегистрировано свыше восьми тысяч заболевших, 916 из них погибли. К маю следующего года сообщения о новых случаях заболевания во Всемирную организацию здравоохранения поступать перестали. Цепь распространения болезни от человека к человеку наконец прервалась.

А ведь все могло сложиться гораздо хуже. Героические усилия Карло Урбани, направленные на раннюю идентификацию заболевания, и то, что он своевременно сообщил о вспышке в ВОЗ, не позволили болезни поразить весь земной шар.

Впервые Урбани сообщил о своих подозрениях в начале марта 2003 года. Через две недели, отследив стремительное распространение эпидемии еще в трех странах, Всемирная организация здравоохранения выступила с предупреждением о возможности пандемии. Не прошло и месяца, как лаборатория Малика Пейриса в Гонконгском университете идентифицировала новый коронавирус ТОРС ( SARS-CoV ), вероятный возбудитель болезни. Еще через месяц в Канаде ученые сумели расшифровать его геном. Эта информация сыграла неоценимую роль в работе над диагностическими тестами и вакцинами. Между тем благодаря запрету на въезд в пораженную местность и четкому соблюдению карантина эпидемия сошла на нет сама собой.

Борьбу с эпидемиями и пандемиями нередко удается выиграть не с помощью изобретений и новых технологий, а благодаря соблюдению требований санитарии и гигиены. В этом смысле работа отделений интенсивной терапии может показаться не такой уж важной — пустячным, символическим усилием, вроде тушения горящей урны в минуту, когда вот-вот вспыхнет мировой пожар.

В самом деле, эпидемию полиомиелита, для борьбы с которой и появились отделения интенсивной терапии, победили не искусственная вентиляция легких, впрыскивания адреналина или аппараты гемодиализа, а программа вакцинации — настолько эффективная, что в наши дни вирус полиомиелита уже практически исчез по всему миру. С тех пор блоки интенсивной терапии многократно переоснащались и меняли свое назначение. Но вопрос остается: в чем смысл интенсивной терапии и реаниматологии — направления, требующего таких затрат ради достижения столь малозначительных целей перед лицом грозных эпидемий?

Однако дело обстоит не совсем так. Во время смертоносной эпидемии ТОРС в условиях отделений интенсивной терапии выживали трое из четверых пациентов: без этого набора средств искусственного поддержания жизни все они были бы обречены. А смертность от полиомиелита в Копенгагене во время эпидемии 1952 года упала с 90 % до 20 %, как только в больницах начали применять разработки Ибсена.

В наши дни реаниматология — отрасль медицины, позволяющая представителям других специальностей проводить сложнейшие и невероятно смелые операции. Это стало возможным потому, что интенсивная терапия расширила возможности человеческого организма, позволив бросить вызов болезням и смерти.

Во времена серьезных кризисов, в том числе вспышек полиомиелита и ТОРС, интенсивная терапия сделала для всей медицины то, что делает сейчас для отдельных людей: оказала временную, но жизненно важную поддержку в момент борьбы с болезнью, стала средством, позволяющим выиграть время и сохранить жизнь.

***

Собравшись в операционной, мы даем еще один разряд, дожидаясь, пока к работе приступят хирурги. Включен аппарат искусственной вентиляции: у больного уже начали отказывать легкие, они теряют эластичность, требуют больше кислорода. Кровь все больше насыщается углекислотой, и почки не справляются. Мы увеличиваем подачу адреналина, норадреналина. Доза уже так велика, что вот-вот начнутся проблемы от побочных эффектов. Под действием препаратов нарушается работа сердца, может развиться опасная аритмия. Давление удается поддерживать в норме, но приходится слишком часто проводить дефибрилляцию. Каждый раз рисунок ЭКГ изменяется, а аппарат выплевывает полосу бумажной ленты, на которой эти изменения запечатлены в виде кривых, напоминающих сейсмограмму в момент землетрясения. Сейчас на полу скопилось уже несколько метров этой ленты. Срабатывает тревожный сигнал. Я киваю хирургам. Они отходят от стола. Новый разряд дефибриллятора.