Unknown - i 77d6616899b694e2

так же просто, как и меня. А если все, что он знает, это то, что Тсукиѐми был убит

Кусанаги? Он сказал, что не может убить меня рисунком, как остальных. Может, он не

знает, что меч может вырезать Ками из человека, что мы можем остановить и его этим.

- Возможно, - секрет Кусанаги должны были хорошо охранять. С угрозой Ками-

самураев взять верх способность удалять из врагов чернила могла стать лучшим

сокровищем из тех, что дала императору Джимму Аматэрасу.

Хотелось бы, чтобы адреналин во мне успокоился. Я устала, но сердце все еще

колотилось. Я обхватила руками колени и скривилась, внезапно в правом плече

вспыхнула боль.

- Ои , - сказал Томо с тревогой в голосе. – Ты в порядке?

- Ударилась, когда упала с кирина, - сказала я, пытаясь дотянуться до мышцы. Я

скривилась от движения, боль пульсировала во мне.

- Ну-ка, - сказал Томо, нежно коснувшись меня и развернув спиной к себе. Я

смотрела на тени, что лампа отбрасывала на стену, а он осторожно прижал ладонь к моему

плечу. – Кость вроде бы не сломана, - сказал он, - но здесь пятно на рубашке. Могу я…? –

он прочистил горло. – Могу я поднять ее, чтобы проверить?

Сердце колотилось о ребра.

- Хорошо.

- Ты не должна, - сказал он, щекоча дыханием шею. Наши тени двигались на стене.

- Знаю.

Его пальцы прижались к моей коже, и каждый из них зажигал пламя на коже у

воротника. Он замер и закатал рукав до плеча. Он держал мою руку в своей, но осторожно,

словно я могла разбиться.

- Кровь идет, - сказал он, попытавшись отцепить от раны ткань. – Скажешь, если

будет больно? – я хотела быть смелой, но болело ужасно. Он медленно освобождал рану,

поглядывая на меня. Я зажмурилась, но не остановила его. Он помог мне снять рубашку

вытащить руку из рукава.

Я смотрела на тени на стене, колени прижимала к груди, где колотилось сердце. Я не

знала, что сказать, стоит ли оборачиваться.

- Погоди, - сказал Томо, я замерла, а он прошел по татами к ванную. Я слышала

плеск воды в рукомойнике, он вернулся и принялся протирать мое плечо теплым мокрым

платком.

- Все так плохо? – спросила я.

- Не совсем, - сказал он, держа себя в руках. Мы собирались притворяться и дальше,

что моя рубашка не снята, что я не сижу в одном бюстгальтере? Но я была рада, что он не

придает этому значения. Это было из-за раны. Но тогда почему я так сильно хотела

обернуться и обнять его?

- Рана неглубокая, но царапин очень много. Будто ты проехалась по камням, - я

поежилась, влажная ткань сдвинулась с плеча. – Наверное, будет большой синяк.

Я простонала.

- Так и ощущалось.

- Просто не напрягай руку, - сказал он. – И пару недель стоит пропустить тренировки

кендо, или станет хуже, - он провел по одной из царапин кончиками пальцев, я задрожала.

– Теперь мы похожи, - сказал он. – Метки Ками. Их можно и так назвать.

Мы сидели минуту, не говоря, кончики его пальцев прижимались к моей коже. Я

слышала его дыхание, чувствовала спиной его жар.

И в сердце бушевала буря. Я не могла дышать.

- Я дам тебе футболку, - сказал он, тепло пропитывало каждое слово. – Я брал

запасную, - его пальцы скользнули по моей спине и поднялись, оставив пустоту.

Я развернулась и поймала его руку, пока он вставал, притягивая его к себе. Я

устроилась у его груди, желая слышать его сердце, желая ощущать вокруг его тепло.

Он крепко обвил меня руками, стараясь не задевать больное плечо. Я вдыхала его

аромат, свет лампы он закрывал собой. Я хотела забыть огромного ворона, кирина,

императорские сокровища. Хотела забыть демона, что прятался в нем. Я хотела лишь

быть с Томо, чтобы были лишь мы с ним, обычные люди, и это напомнило мне его слова,

что он сказал мне в школе: «Если у меня осталось мало времени, я хочу провести его с

тобой».

Он ослабил хватку, и я отклонилась, заглядывая в его глаза. Они сверкали в свете

лампы, пряди челки вуалью прикрывали их.

- Ты прекрасна, - сказал он, слова заставили меня задрожать, все было как во сне. Я

осторожно убрала пальцами пряди его челки, что напоминали кисти на ощупь. Он

прикрыл глаза, когда я коснулась его кожи, и мое сердце исполнилось уверенности. Я

скользнула пальцами по его щеке, к шее, кожа его была теплой и на пару оттенков

отличалась от моей.

Я прижалась губами к его губам, и он прижимал меня к себе так, словно тонул и

нуждался в воздухе. Его руки притягивали меня, пока мы целовались, отпустив всю свою

неуверенность, что держали внутри, поддавшись адреналину.

Я потянулась к краю его футболки, ладони скользнули под нее, жар его кожи

волнами проникал в меня. Он отпустил меня и помог снять с него футболку, подняв руки,

я бросила футболку на пол. Свет лампы танцевал на бесчисленных шрамах на его руках,

следы ран от рисунков, что выходили из себя, пересекались. Я скользила по ним пальцами,

он задрожал и снова прижался губами к моим губам. Он был пламенем, и каждое

прикосновение отзывалось искрами во мне.

Мы упали на футоны, лежавшие на полу, и щель между ними оставила мою спину и

ноги на мягких одеялах, но вот в бедра впился твердый татами. И впивался все сильнее,

пока мы целовались, прижимаясь друг к другу все сильнее, чтобы прогнать из головы все,

что не относилось к этому моменту.

Во мне нарастала буря, мне казалось, что дождь и гром неистово сталкивались. Я не

знала, что делать с этим чувством, не знала, как далеко хочу зайти. Голова затуманилась,

меня переполняло желание и счастье. Чувств говорило мне поддаться Томо. Он нежно

сжимал меня в руках. Я доверяла ему всем сердцем.

Его руки переплелись за моей спиной, он прижимал меня к футону, усеивал

поцелуями шею. Кожа пылала там, где он ее касался, словно мы были единым целым,

словно ближе уже было некуда. Но он ждал, желая, чтобы я сказала ему, как далеко он

может зайти. И я поняла, что все это по-настоящему. Наши отношения с Томо были

достойны защиты, они были важными. Но мне было неловко. Я никогда еще этого не

делала, а он просил меня принять решение.

Часть меня все еще пыталась осознать, что происходит. Сколько я смогу допустить?

Как далеко он хочет зайти? То, что я хотела, всегда казалось очевидным, но скрывалось в

моих мыслях. Теперь же в трепещущем свете лампы, когда в будущем не было

уверенности, когда нам могло толком ничего не оставаться, когда тепло его кожи

наполняло мое сердце целостностью, ощущением, что все правильно, я не могла ничего

говорить. Все границы были размытыми, не имели значения. Может, и нельзя было так

легко понять, что правильно. Может, нужно лишь прорываться сквозь тьму и надеяться на

лучшее.

- Томо, - тихо сказала я ему на ухо. Он отозвался низким нежным звуком. – Ты