air - o f7d12d3eb98ba64b

кадиллак не стоит на подъездной дорожке, и ответила:

– Понятия не имею.

Они втроем так и не научились устраивать уютные ужины, за которыми

обсуждались бы планы на день. Родители ожидали от нее, что на закате она

будет дома, делать уроки и мыть посуду после ужина. В свою очередь она

ожидала, что родители будут готовить еду и смотреть вечерние новости или

читать потрепанные романы. Так что она не знала, почему родителей нет, но и

не собиралась терять ни секунды. Она схватила Гэвина за руку и потащила в

дом. По какой-то причине ей хотелось, чтобы в этот раз он оказался в ее доме.

Его пальцы дрожали, сжимая ее руку, пока она показывала ему гостиную, столовую и кухню. Казалось, он больше всего боялся случайно до чего-нибудь

дотронуться, хотя в его доме она намеренно касалась предметов, и это, честно

сказать, забавляло Дэлайлу. Здесь ничего не могло его схватить, дотянуться до

него, пощекотать или задрожать под ним. Здесь не было ничего и никого, кроме

Дэлайлы.

Он посмотрел под ноги, под которыми скрипел пол.

– Почему на ковре пластик?

– Мама не любит грязь в доме, потому положила пластик там, где ходят

грязными ногами.

Гэвин ничего не ответил, но его хватка стала крепче, когда они добрались

до лестницы. Он поднимался следом за ней, а она улавливала надоедливые

запахи цветочного освежителя воздуха, моющих средств и пластика на ковре.

Ее спальня была такой же, как и у всех десятилетних девочек, понимала

Дэлайла. Почему между ее приездами родители никогда не обновляли комнату?

Было забавно, что они пытались не обращать внимания на рост Дэлайлы, – так

же и Дом Гэвина игнорировал его взросление.

Она закрыла за ними дверь, и его длинный темный силуэт отбросил тень на

всю комнату. Казалось, здесь едва хватает места, чтобы двигаться, не

столкнувшись друг с другом.

– Из-за тебя комната кажется еще меньше, – сказала она, подходя к нему

сзади. Он переключил внимание с ее маленькой кровати на коллекцию

керамических единорогов на полке. Комната была полна ее детских игрушек, и

она подумала, что Гэвину это могло казаться слишком блеклым в плане

отражения внутреннего мира, но слишком кричащим по цвету.

Дэлайла вспомнила обо всех ночах, когда она смотрела в потолок, ожидая, что перестанет о нем размышлять и сможет уснуть. Она слишком много ночей

провела в общежитии или у Нонны, и даже спустя три месяца после

возвращения домой она все еще чувствовала себя так, словно спала в чужом

доме.

Дэлайла не понимала, что смотрит на кровать, пока Гэвин не сказал:

– Вряд ли я смог бы здесь спать.

– Нет. Отец убьет тебя, это во-первых, и мы не будем…

– Я не б этом, – смущенно перебил ее он. – Я о том, как все отличается. В

школе или на работе я вполне могу находиться в обычных неодушевленных

пространствах. А эта комната словно должна быть живой… но это не так.

– Многие спальни неживые. Когда-нибудь мы станем старше, и у нас

будут…

– Все в порядке, – перебил ее он, быстро покачав головой. – Просто нужно

немного времени, чтобы привыкнуть.

Дэлайла нахмурилась, но выдавила из себя улыбку. По правде говоря, она

знала, как непросто будет Гэвину жить где-то еще, но однажды такой день

наступит . Несмотря на то, понимали они это с Домом или нет.

– Ты ведь знаешь, я все равно затащила бы тебя сюда, – сказала она, улыбаясь, – так что привыкай к тому, что дом может быть таким розовеньким и

скучным одновременно.

– Дэлайла, – резко прошептал он, подойдя так близко, что она

почувствовала, как вибрирует в груди его голос. – Нельзя так говорить. Пусть

это прозвучит странно, но если тебя что-то здесь услышит? Я не хочу давать им

повод тебя напугать.

Она разглядывала его, сокрушаясь от того, как потемнели от тревоги его

глаза.

– Похоже, у тебя развилась паранойя, – но глубоко внутри она так не

думала. Или не совсем. Она хотела, чтобы он согласился с ней, сказал ей не

беспокоиться, уверил, что вне Дома они оба в безопасности.

Гэвин пожал плечами, но при этом выглядел неуверенным.

– Наверное.

Внезапно комната стала маленькой, словно они стояли внутри увядающего

полевого цветка. Она взяла его за руку и повела на улицу, нуждаясь в свежем

воздухе.

– Я хочу еще немного погулять, – ей хотелось услышать от него еще один

вопрос в конце прогулки, что-нибудь про поцелуй или про побег из этого

города, или что-то об общем доме. Но только не вопрос о том, где ее родители.

Не договариваясь, они пошли к городскому парку с огромными дубами. Ей

понравилась идея, что они могут побыть под одним из дубов, где она напомнит

ему, что в таких местах они совсем одни. Когда она остановилась перед деревом

и взглянула на него, увидела, как он прикусил свою губу, и весь ее мир сузился

до простого желания часами целовать его.

Образовавшаяся между огромными корнями впадина напомнила Дэлайле

лодку, куда они и опустились. Она чувствовала, что оказалась практически под

землей, когда легла и притянула Гэвина оказаться над ней. Он не поддавался и

пытался понять, как лучше расположить длинные руки и бесконечно длинное

тело.

– Боюсь тебя раздавить, – проговорил он.

Дэлайла вытянула руки и подвинулась, укладываясь поудобней на спину.

– Не раздавишь.

Хотя она отчасти надеялась на обратное.

– Мне кажется, мы здесь не одни, – в этот раз он едва слышно шептал и

оглянулся через плечо, словно ожидая увидеть стол, кресло или полоску обоев, что спешили к ним по траве.

– Гэвин, здесь нет никого, кроме нас. Нам еще не удавалось остаться одним, так почему бы тебе просто не поцеловать меня?

Наконец он сдался и оказался над ней, упершись в землю острыми локтями, и под ним было темно и тепло. Поцелуи Гэвина были не такими и нежными –

они были настойчивыми, он рычал – но Дэлайла понимала, что ему нравится

целоваться под таким углом, лицом к лицу, когда ему не надо было склоняться к

ней или приподнимать ее. Это было в новинку, и добавляло опасности то, что

они лежали на земле посреди общественного парка в будний день.

Ветки над ними зашелестели громче, хотя ветра не было слышно, и Гэвин

резко оторвался от нее и поднял голову, озираясь. Когда он снова накрыл ее

губы своими, им двигала новая решимость, которую она не совсем понимала, но он казался отчаянным, и она была благодарна чему-то, подтолкнувшему его.

Поцелуи становились все глубже, а прикосновения все смелее, и вскоре он

раскачивался над ней, а она двигалась под ним, и оба они преследовали одну

цель – хотели все большего, желая растянуть этот миг, чтобы он длился