Александр Федута - Пять избирательных кампаний Лукашенко

Когда начальник штаба кандидата, о котором в его инициативной группе на следующий день после окончания этапа сбора подписей говорили, что уж он-то подписи собрать никак не мог, по сей день именем Божиим клянется, что подписи были собраны, в его вере начинают сомневаться даже члены его собственной семьи. Или — в наличии разума. Или — в остатках человеческой порядочности. В общем, решайте сами.

И до начала собственно агитационного этапа все наши восемь тара… (оооооой, больше не буду!) кандидатов, вышедших на старт, усиленно демонстрировали готовность к консолидации, к единству, к переговорам. При этом каждый предлагал сниматься именно в его пользу, а на предложение Владимира Некляева сняться всем и оставить Лукашенко с Виктором Терещенко на пару, ответствовали дружным отказом: дескать, тебе надо — ты и снимайся!

А шум из-за кулис доносил до зрителей обвинения друг друга в готовности продать маленькую, но очень гордую родину Кремлю, в подыгрывании Лукашенко, в попытках подкупа — и цифры фигурировали безумные, вроде миллиона — Достоевский, прости Господи, Достоевский какой-то… Только что нет содержанки, в приступе гордости готовой бросить в камин не миллион даже, а хотя бы сто тысяч — так и гордости-то никакой не было, а был лишь один позор.

Банка с эфиром

Можно, конечно, и дальше демонстрировать якобы случайно напрашивающуюся параллель президентской кампании с тараканьими бегами, однако после регистрации начался совсем другой процесс. Помните, в повести нашего детства «Баранкин, будь человеком!» Зинка Фокина предрекает судьбу бабочек, еще не подозревающих о том, что они — однодневки:

— Сперва в морилку, потом в сушилку, потом в распрямилку…

Функцию «морилки» выполнила телевизионная студия. Конечно, боролись новоявленные соискатели не столько с действующим главой государства, сколько друг с другом, однако в этой борьбе они неизбежно должны были стать радикальней, чем их соперники. Прямой телевизионный эфир отравил их так же, как эфир в морилке Зинки Фокиной должен был отравить мотыльков. И их — понесло…

И тут стало понятно, что Лукашенко — не выигрывает.

Не то, чтобы он не выигрывал президентский мандат. Тут у него, как говорится, все было схвачено. Но вот агитационную кампанию он явно не выигрывал. Восемь обнаглевших от эфира оппозиционных тараканов и спарринг-сверчок в своем рвении понесли на него с такой скоростью и силой, и были они настолько разнообразны в имиджах своих, что и дед, и баба, и жук, и жаба могли выбрать на свой вкус альтернативу и — главное! — понять, что альтернатива эта действительно есть!

Говорят, что некоторые голосовали потом даже за Михалевича.

Сушилка

Этого-то Лукашенко и испугался. Как выражался один, прости Господи, социолог, — «кумулятивного эффекта». Испугался того, что количество сформулированных критических выпадов в его адрес овладеет мозгами избирателей и перейдет в качество. Того, что «детская площадь» 2006 года в 2010 году превратится в подобие «взрослой» площади 1991 года — площади, когда главной опорой оппозиции на несколько недель стали рабочие минских заводов. И пусть даже сама оппозиция тогда оказалась не готовой к тому, чтобы на опору ту опереться. Но эффект от того стояния депутат Александр Лукашенко видел и президент Александр Лукашенко помнил.

Потому, как мне кажется, а вовсе не из-за страшилок, выпущенных в его адрес Кремлем, он и принял решение, давшее ему лишний президентский срок и лишние четыре года абсолютного страха за собственное будущее.

Он принял решение одним ударом покончить со всеми играми в демократию. Даже не стал дожидаться окончания кампании.

Владимира Некляева как обладателя самой многочисленной инициативной группы (а потому наиболее вероятно собравшего необходимое число подписей за свое выдвижение) избили за полтора часа до того, как люди по стране перестали за него голосовать. Как утверждали потом на суде милиционеры, преграждавшие путь некляевской колонне, избивали поэта-кандидата сотрудники неопознанной, но от того не менее государственной спецслужбы.

А после наступления дня (вернее, ночи) 20 декабря 2010 года, когда и площадь новоявленные «опричники», поставленные вне ответственности перед законом, разогнали легко и относительно непринужденно, ломая ноги девчонкам и расшибая носы пацанве, оставшихся участников всей этой трагифарсовой гонки из жизни насекомых похватали прямо в квартирах и отправили в кагэбэшную «сушилку». Знаю как было — ибо и я среди тех, кого хватали, оказался…

Некляева, отвезенного в больницу с диагнозом «сотрясение мозга», врачи выдали без малейших сомнений в том, что клятва Гиппократа — бумажка, которой можно подтереться, справляя большую нужду.

Распрямилка

А дальше «распрямилкой» стала пресловутая «американка» — внутренняя тюрьма белорусского КГБ.

Кто-то ведь и на самом деле распрямился, смог выдержать, пошел дальше по жизни.

Кто-то расписался в том, что политическая жизнь его закончена. Некоторые прилюдно расписались в телевизионном эфире. Некоторые без эфира, но дважды.

2015 ГОД. ПОСЛЕДНИЙ НЕРЕШИТЕЛЬНЫЙ БОЙ

Последняя по времени предвыборная кампания продемонстрировала, как мало, в сущности, значим уже все мы. Я не об избирателях. И не об оппозиции. Я о людях вообще. Обо всех, включая самого Александра Лукашенко.

Старт

Выборам 2015 года предшествовала всеевропейская катастрофа, какой стало российско-украинское противостояние. В непосредственной близости от границ маленькой, но очень суверенной Беларуси образовался очаг напряженности. На нем кипело варево, брызги которого неизбежно выплескивались и обжигали — благо, белорусы всегда пребывали в зоне сильнейшего информационного влияния мобилизованных на гибридную войну российских медиа.

В общем, задевало.

Страна погрузилась в раздумье: а может ли такое повториться и у нас? Ответ напрашивался сам собой: может. К такому выводу пришли все участники избирательного процесса.

Александр Лукашенко был уверен: его выберут хотя бы для того, чтобы за пределами страны никто не посмел усомниться в его стабильном контроле за ситуацией и тем самым спровоцировать внешнюю интервенцию — пусть даже и гибридную.

Оппозиция была уверена в том же.

Именно поэтому случились выборы, в которых никто и ничего не делал.

Бездействие как спасение

Если бы Лукашенко просто хотел легитимации, выборы прошли бы максимально открыто и прозрачно — примерно так же, как проходили они в 1994 году. Но он этого не хотел. Он и в этой ситуации боялся показаться слабым. Показаться в чьих глазах? Вероятно, в собственных. За столько лет он уже свыкся с мыслью о том, что ему придется отдавать указание понизить процент собственной поддержки, так что — ну как же на этот раз без этого, а? И Лидия Михайловна не поймет.