Ольга Горовая - Наваждение

- Значит, наша общая задача сделать так, чтобы не возникло ни одного шанса эти условия воплощать, - с улыбкой, как бы извиняясь за резкость Димы, предложила Лиза. - Обещаю, что больше не буду доводить до такого.

- Уж постарайтесь, нам всем спокойней будет, - доктор так же ответил ей улыбкой. - И вашему мужу особенно, как я понимаю.

- Я с мужем это улажу, обещаю, - Лиза честно попыталась успокоить врача. - Он просто слишком серьезно относится к моему здоровью.

Доктор криво улыбнулся, подтвердив этим мысль Лизы, что Дима особо не сдерживался при разговоре. Что она могла еще сказать? Дима… Он мог быть таким… не прислушивающимся ни к чьему мнению, кроме своего.

С ним самим она говорила после этого лишь раз. Дима позвонил через день.

Мало, быстро, даже скупо. Ощущалось, что он весь напряжен и измотан до предела.

- Когда домой собираешься? - без вступления поинтересовался муж, заставив Лизу рассмеяться.

- Послезавтра обещают отпустить, если все так же хорошо будет, как сейчас, - дипломатично ответила она.

- Юлишь? - хмыкнул Дима. Но ощущалось, что он также улыбнулся. - Мне пиарить врачей и то, как они тебе хорошо делают - не надо, пока не узнаю, что ты дома - не поверю.

- А ты звони мне чаще, а не Гене, будешь в курсе, - предложила Лиза.

Не требуя, даже понимая, отчасти, что не до того ему там, просто самой хотелось его голос слышать чаще.

- Звонить, - Дима снова хмыкнул. Щелкнул зажигалкой. - Мало звонить. Ты под боком нужна. Не ломай мне выдержку, Лиза. Еще не все решил. Домой давай, отправляйся. - Он затянулся.

Она вслушивалась в каждый шорох, каждый вдох Димы. Не в слова даже, в звуки. В хриплый усталый голос. И до сих пор до конца не верила. Но душа была просто переполнена горько-сладкой радостью.

- Скоро поеду, - улыбаясь, согласилась Лиза.

- Давай, - она услышала, как муж выдохнул дым и отключил соединение.

В общем, ее отпустили и это уже было здорово. Лиза действительно чувствовала себя лучше. Разговор с Димой дал ей возможность собраться, осознать себя в новой реальности начать к этому привыкать. Конечно, ей все еще было сложно маяться от безделья, и далеко не всегда Лизе удавалось сразу заснуть. Но с бессонницей помогали бороться таблетки, прописанные пока врачами, а в поисках занятия для себя Лиза неожиданно заинтересовалась рукоделием. Тамара Степановна вязала вечерами. Удивительно, после всех дел и забот, взваленных на себя этой женщиной по дому, она еще и находила время, чтобы колдовать спицами. Лизе действительно казалось волшебством то, что делала ее домработница из клубка нитки и двух спиц. Она сама никогда даже не пробовала вязать ранее. Но сейчас, имея бездну времени, решила - а чем черт не шутит?

В общем и целом, Лиза могла откровенно признать, что журналист и пиарщик из нее во стократ лучше, чем рукодельница. Тамара Степановна, конечно, ободряла и поддерживала ее попытки. Учила, показывала разные способы и виды набора петель. Демонстрировала картинки изделий, которые можно будет связать, если Лиза освоит это умение. Заманивала невероятно трогательной фотографией детских пинеток. Лиза, когда увидела эти крохотные носочки-ботиночки - потеряла покой, но уже иначе, с таким положительным настроем, что даже Гена стоически мотался за пряжей для нее, каждый раз убеждая Лизу, что результат выходит все лучше и лучше. И ему даже удавалось не улыбаться при этом. К тому же, как признался охранник, так ему гораздо легче получить от Дмитрия Владленовича похвалу, а не нагоняй во время ежевечерних отчетов.

Однако Лиза была честна с собой и понимала, что до желанного результата еще десятки и десятки попыток. И неизвестно, хватит ли ей оставшихся месяцев, чтобы освоить вязание настолько. Зато уже стало совсем не скучно. И она устраивалась в саду, наслаждаясь уже совсем теплой весенней погодой, обкладывалась подушками и пледами в беседке (да, конечно, ей все равно включали инфракрасную лампу для обогрева, бдели) и раз за разом возобновляла попытки. Хотя, если честно, возможно стоило поначалу освоить вязание шарфов. Или, к примеру, крупных носков.

Так прошла еще неделя. Лиза не спрашивала, о чем докладывал Гена во время своих вечерних отчетов. Не интересовалась, что там и как в родном городе. Она просто жила день за днем. И ждала.

К тому же, у нее добавилась еще одна маета - ребенок рос, к счастью, уже без каких-либо угроз. Зато их сын становился все активней. И Лиза вдруг узнала, что спать иногда бывает сложно не только потому, что сон не идет, а и оттого, что ребенок активно себе там живет, у нее в животе, не считаясь со временем суток и распорядком дня самой Лизы. Ее это не то, чтобы беспокоило, скорее забавлять стало. И сделало более реальным само ощущение наличия внутри нее чего-то нового. Маленькой жизни. У которой уже сейчас имелись какие-то свои, отличные от ее собственных, резоны и причины для того, чтобы вести себя как вздумается. И с желанием Лизы никто не считается. Почему-то… Хотя, чего тут гадать, наверное оттого, что так и любила Диму до безумия, и в этом поведении малыша внутри себя она увидела черты его характера. Сын, как ей казалось, подавал все признаки своеволия и полного игнорирования мнения других, столь свойственные и самому Калиненко. И ее это так веселило.

Правда, иногда становилось действительно сложно лежать, пытаясь заснуть, пока малыш так активен. И Лиза, следуя уже своей традиции, закутывалась в плед и усаживалась на балконе - любоваться морем. Так было и сегодня ночью. Благо, теперь она спокойней это воспринимала, не испытывая внутреннего напряжения. К тому же, зачастую, компенсировала такие “прогулки” дневным сном.

Немного привыкнув и успокоившись, разобравшись в резонах и причинах поступка Димы, она быстрее и легче освоилась и на новом месте. И теперь искренне наслаждалась своим окружением. И море уже не вызывало слез. Ну, может быть иногда, и в основном от того, что сложно было в себе вместить тот восторг, который Лиза испытывала при виде этого бескрайнего и мощного, поражающего вида. И гормоны, конечно, добавляли ей чувствительности. Но в основном - она стала испытывать куда больше положительных эмоций. Если не считать ежеминутного волнения о Диме, конечно. Это жило в ней непрестанно, наравне с проснувшимся счастьем от ощущения своего ребенка и наслаждения новыми ощущениями. Но Лиза пыталась помнить о том, что сейчас все равно никому не поможет страхами, а только усугубит свое состояние. Это не помогало, конечно, но удавалось как-то держать себя в руках.

Ночью все еще было хуже. Особенно, перед рассветом, когда она не спала, как сейчас. Сидела в кресле, натянув плед до подбородка. Ночной бриз был ощутимо прохладным. А рубашка… Та самая, когда-то “взятая в долг” у Димы для создания “образа героини романа”, становилась все короче, по мере увеличения натяжения в талии. И грела, соответственно, не лучшим образом. Море сегодня было очень тихим. Практически гладким, как зеркало. И уже виднелась едва-едва заметная светлая полоска на горизонте. Еще очень тонкая. Возможно, Лиза даже ее просто придумывала, так хотела увидеть солнце. И луна еще висела на небе, отбрасывая серебряную дорожку на эту ровную поверхность воды.