Ольга Горовая - Наваждение

Лиза молчала, повторяя его движения. Только бы без расстояния. Как можно ближе. Говорить сейчас не могла - еще не осмыслила сказанного. Много очень. Больше, чем признание. Больше чем то предложение, что он когда-то так и не сделал, просто наорав. Это было так много, что она ничего произнести не могла. Только старалась быть к нему еще ближе. Наклонила голову, прижалась опять щекой к шее. Дима подбородком ее макушку придавил. Обнимал. Положил руку на живот. Осторожно. Даже с опаской как-то. Словно не был уверен, чего ждать.

- И как оно? - спросил тихо. - Когда желания исполняются?

Лиза все-таки заплакала. Просто слезы сами побежали по щекам. От счастья. Когда такой накал в груди, что орать хочется, чтоб все слышали, чтоб самой оглохнуть от своего же счастливого крика. И захлебываешься этим криком, даже не начав. Очень много. Хрипнешь от этого счастья. Немеешь.

- Нет слов, - честно призналась шепотом.

Дима ухмыльнулся, явно довольный. И тут ребенок ощутимо толкнулся.

- Твою… налево! - Калиненко даже дернулся, заставив Лизу рассмеяться сквозь слезы. Отдернул руку. Снова прижал. - Буйный пацан, - с реальной настороженностью посмотрел он на ее живот, продолжая как-то прислушиваться к толчкам, что ли.

- В папу весь. Характер Калиненко, однозначно, - уткнувшись в его плечо, чтобы вытереть слезы, заметила Лиза. Глянула на мужа снизу вверх.

Калиненко казался задумчивым. И спокойным. Удовлетворенным.

- Не прибедняйся, Лиза. Таких упрямых и упорных как ты, тоже еще поискать, - хмыкнул он в ответ на ее замечание. - Медленно, но верно своего добьешься.

Она не ответила. Слишком счастливой себя чувствовала. Да и о чем спорить? Зачем? Так бы и сидеть всю жизнь, обнимая его. Лишь бы позволил.

Ребенок снова толкнулся. И опять в ладонь Димы. Будто тепло чувствовал. Калиненко только хмыкнул. И откинулся в кресле. Именно в этот момент Лиза ощутила его усталость. Ту измотанность, что слышала во время редких разговоров. Словно он сейчас не смог бы и с места сдвинуться. И ее это охватило, перекинулось с Димы. Или за бессонную ночь усталость навалилась. Голову поднять не смогла с его плеча. И глаза на секундочку закрыла, упиваясь теплом мужа, согревающим ее лучше любого пледа.

Эта псина носилась по берегу, оглашая радостным лаем все вокруг километра на три, наверное. У него еще с прошлого вечера в голове звенело от этого лая, когда он Жучку в машину пытался засунуть. Не то, чтобы собака ему до конца доверяла, однако. С Лизой она, вроде, куда охотней в авто забиралась. А ему и зубы свои оскаленные демонстрировала, и цапнуть пыталась по ходу. И плевать было, что он ее к хозяйке везти собирался, лаяла и все тут. Спасибо, сиденья все не поцапала. А сейчас вон, лучшая псина в мире: носится вокруг Лизы, не обделяя и его вниманием, кстати, будто и не устраивала ночью концерта, и не выла всю дорогу.

Так нормально и не отдохнув, не избавившись от усталости последних недель, которая и не могла уйти после напряженной ночи и лишь четырех часов сна, когда просто отрубился в кресле, он сел на песок. Жарко. Тут действительно было жарче, чем в родном городе. Растер лицо, пытаясь взбодриться.

Гена кружил около Лизы и заливающейся счастливым лаем собаки. Да, зря Дима сюда потащился. Сам хотел, вроде, берег осмотреть, сам Лизе предложил. А лучше бы дома остался. С ней же в кровати, и нормально все-таки выспался. Странно, оказалось, отвык. Все еще не мог полноценно расслабиться. Подкорка за эти недели на таком взводе была, что и сейчас его дергало, вырывало из сна, гнало куда-то тревожной потребностью все успеть и решить, чтоб не осталось вопросов. Как на зоне, точно. На постоянном стреме.

Лиза рассмеялась, вновь бросая Жучке палку, и собака понеслась вперед, окатив и хозяйку, и охранника тучей холодных соленых брызг. Надо бы сказать Лизе, чтоб от воды отошла. Все же, не лето еще. И хоть воздух теплый - море однозначно не прогрелось. Но Дима промолчал, просто наблюдая. То ли его слишком хорошо уже понимая без всяких слов, то ли сама подумав о том же, Лиза уже и так отступила от воды. Стала неподалеку от него, подзывая Жучку. И не дергалась, не прыгала и не бегала. Вся обдуманная и размеренная. Дима так понимал, что это все для него, чтоб придраться не нашел к чему. И от такого поведения жены - на смех тянуло.

И все равно - рядом с ней его расслабило. Смог вдохнуть нормально. И даже курить не так тянуло. Хотя, нет-нет, а брал сигарету.

Лиза опять рассмеялась над тем, как искренне собака радовалась морю, песку, ее присутствию. Поддалась на “уговоры” Жучки, снова бросила палку. Обернулась и посмотрела на него, пытаясь рукой придержать волосы, которые ветер трепал, все время перебрасывая к лицу. Встретились взглядом. В груди тепло стало, разгоняя то давление и холод, которые за последние дни стали привычными. Точно что “грудная жаба”, сидит и давит, давит. А теперь - свободно, как это море. Словно все нутро - нараспашку. И тепло этого солнца в себя вбирает.

Когда она его так зацепила? Как умудрилась незаметно подобраться, окрутить со спины и как тот самый плющ, прорасти насквозь, через все тело? В каждую мышцу, в каждую мысль, между ребер просочиться?

Он когда с зоны вышел, на самом деле ведь, даже не помнил о Лизе, как таковой. И все то время, что сидел - не владела эта девчонка его мыслями. Как так можно, чтоб один и тот же человек, то вообще сбоку твоей жизни был, то вдруг стал ее центром? Главенствующей осью, вокруг которой все и вертится? Дима не то, чтобы только об этом и размышлял в последнее время - было чем занять и голову, и руки, и без всего этого. Однако все же думал.

Не то, чтобы он по жизни на женщин западал. То, что падкий до них был, этого не отрицал. До тел, до расслабления, до удовольствия любого, которое хотел и мог себе позволить взять у жизни. Но вот чтоб так ощущать или настолько дорожить - не приходилось. Видел, знал, слышал… За тем же Виталей пару лет назад, еще на зоне сидя, наблюдал, поражаясь, если честно. Смотрел, как друга трясет. Да так и не перетрясло, по ходу. А самого, как-то, Бог миловал… Или Калиненко просто не сразу в планы Высшего въехал, не разобрался с первого раза, так сказать, в дарованных шансах. Так его по-новой, с разгону и в стену бетонную, чтоб уж точно заметил. Не проворонил.

А сколько планов было, е-мое! И как продуманы - до слова, до вдоха, до последнего миллиметра и жеста. Он все восемь лет четко выстраивал вектор своих действий, каждый свой шаг на два года вперед просчитал и знал. С высокого места упал. И туда же вернуться собирался. Еще выше подняться думал. Каждому, кто подставил - свой ответ приготовил. Еще с зоны реализовывать план стал, используя любую возможность. Отвечая на подлость - подлостью. И каждому, кто в голове, в “списке” был - отмеривал по заслугам перед ним. Все подготовил. Просчитал. Продумал.