Геннадий Авласенко - Унесенные временем

— Вои царские на приступ было пошли, но отбиты с большим для себя уроном! — весело доложил один из вошедших, молодой курчавый паренек с белозубой усмешкой и выпуклыми ласково-маслянистыми глазами. Он, кстати, как вошел, так и вперился в Саньку откровенным, нагло-ласкающим взглядом.

— Многих убитыми потеряли, еще более раненых с собой уволокли, — угрюмо добавил сосед паренька, седой, длиннобородый, с плохо зажившим шрамом через всю щеку. — А у нас потерь, почитай, и не было никаких!

— Отбили приступ — это молодцы! — сказал Болотников нетерпели­во и искоса взглянул на Саньку. — За это хвалю! Или еще о чем доложить хотели?!

Вошедшие помялись немного, переглянулись нерешительно.

— Тут вот какое дело. — запинаясь, проговорил длиннобородый. — Князья Шаховский и Телятевский напомнить повелели.

— Повелели? — наливаясь кровью, рявкнул Болотников. — Они мною повелевать смеют?

— Нам повелели, — тут же поправился длиннобородый. — Напомнить повелели твоей милости, что военный совет ты им назначил сегодня после полудня! И царевич Петр о том же просил тебе напомнить.

— Помню я о совете! — буркнул Болотников и вновь покосился на Сань­ку. Потом перевел взгляд на наглого паренька, по-прежнему не спускающего с Саньки откровенно жаждущего взгляда. Нахмурился. и паренек, почуяв неладное, быстренько отвел глаза.

— Так что передать князьям и царевичу? — спросил длиннобородый.

— Передайте им. — Болотников замолчал на мгновение, задумал­ся. — Передайте, что совет сей на завтрашнее утро перенести надобно! Занят я весьма, понятно?

— Понятно, — вразнобой отозвались вошедшие и, многозначительно при этом переглянувшись, вышли гуськом. А Болотников, выглянув следом, зычно крикнул кому-то (охране своей, скорее всего):

— Не впускать никого! Головы оторву!

Вернувшись и плотно затворив за собой дверь, он вновь подошел к посте­ли, опустился на самый ее краешек.

— Такие вот дела, Санька! — проговорил он, глядя себе под ноги. — Одо­лели нас рати царские, в кремле тульском крепко заперли! А тут еще прови­анта маловато, ну да ничего! Посланы гонцы в Литву, к Дмитрию, дабы на выручку шел! Или. — запнувшись на мгновение, Иван в упор посмотрел на Саньку, — или не придет к нам помощь? Только это скажи!

— Я домой хочу! — вместо ответа, жалобно пролепетала Санька. — К маме хочу! Мне рано еще умирать! И жить тут мне страшно!

И уткнувшись лицом в подушку, она расплакалась. Горько, навзрыд.

— Девочка моя! Если б я знал, как. если бы я только мог тебе помочь в этом.

Вновь опустившись на колени и отвернув в сторону край покрывала, Иван принялся покрывать бесчисленными поцелуями Санькины волосы, шею, обнаженные плечи.

— Санька, Санечка! — бормотал он, и голос его был полон горечи. — Ты же самой судьбой предназначена мне была, самой судьбой! И что ж она сдела­ла с нами, судьба-судьбинушка? Как же разнесла она нас с тобой во времени, подлая!

Иван целовал ее долго, руки его постепенно отодвигали в сторону покры­вало. и вот уже Санька ощутила щекотание его усов и бороды у себя на спине, потом еще ниже, и это было довольно неприятно. Зарывшись лицом в подушку и крепко сжав зубы, Санька пыталась вернуть то мимолетное ощущение, когда сквозь огрубевшие черты взрослого и много повидавшего в жизни мужчины вдруг взглянуло на нее такое знакомое и такое юное лицо Ванюши. но ощущение это, увы, не пожелало вновь воротиться. Те трое, так некстати ворвавшиеся в комнату, спугнули его, порушили что-то, пусть неосязаемое и необъяснимое, но весьма и весьма важное.

А тут еще так некстати вспомнилось об Андрее.

— Не надо! — Оттолкнув от себя Ивана, Санька вновь по самую шею закуталась в покрывало. — Зачем это сейчас?

— Вот именно, незачем!

И Санька, и Иван почти одновременно обернулись на голос.

— Фидлер? — голос Болотникова задрожал от гнева. — Тебе что тут надо?

Невысокий плотный человечек средних лет и весьма ординарной наруж­ности ничего на это не ответил, лишь устало и одновременно с явным облег­чением усмехнулся. В руке человечек держал какой-то довольно объемный сверток.

— Да вот, шел мимо.

— Вон пошел!

Иван вскочил на ноги, рука его привычным жестом метнулась к поясу. впрочем, там не было сейчас ни сабли, ни даже кинжала.

Тогда Болотников, сделав стремительный шаг вперед, ухватил человечка за отвороты кафтана, крепко встряхнул и даже приподнял чуть над полом.

— Не переходи межу, лекарь! Я тебя ценю, ты то ведаешь. но всему есть межа!

— Не надо горячиться, Ванюша! — проговорил, а вернее, прохрипел полузадушенно человечек по имени Фидлер, и голос его с явственно разли­чимым акцентом был на удивление спокоен и даже невозмутим: — Ты ведь тоже хочешь, чтобы Александра, любовь твоя первая и единственная, в соб­ственное свое время беспрепятственно воротиться смогла?

— Что?! — растерянно и как-то по-детски проговорил Иван, опуская Фидлера на пол. — Откуда ты... да кто ты на самом деле?

— Кто это? — закричала Санька, вскидываясь в постели. Придерживая покрывало у груди, с ужасом смотрела она на незнакомца. С ужасом и невнят­ной еще надеждой. — Скажи, кто это?

— Фидлер это, — медленно, словно через силу, проговорил Иван.

— Фидлер? — переспросила Санька. — А кто это, Фидлер?

Она уже слышала ранее эту фамилию, вот только никак не могла вспом­нить: где и когда.

— Лекарь он. — сказал Иван, переводя взгляд с Фидлера на Саньку. — Лекарь иноземный. В Калуге подослал его Шуйский, дабы меня отравил, страшную клятву в том взял с лекаря. Но прибыв ко мне, сразу же Фидлер открылся чистосердечно, на нашу сторону перешел. И вот с той поры.

— Он сказал, что может. — Санька даже задохнулась от волнения, — что может вернуть.

— Об этом чуть позже! — Повернувшись к Саньке, Фидлер почтительно и в то же время насмешливо ей поклонился. — А покамест держи одежку свою!

И он бросил сверток на постель, прямо к ногам Саньки.

— Одевайся, а мы отвернемся пока. Оба, и я, и Ванюша!

Иван, что удивительно, протестовать против столь вольного к себе обращения не стал, и они действительно отвернулись почти одновременно. А Санька трясущимися руками принялась разворачивать сверток. Джинсы, курточка, тенниска, кроссовки. носочки, трусики даже. все ее, личное.

Или не совсем ее?! Уж больно новой и даже неношеной выглядит одежда, да и кроссовки тоже.

— Все правильно, Александра! — словно прочитав ее мысли, сказал, не оборачиваясь, Фидлер. — Не твое это, но в точности каким твое было, когда вы с Иваном к сараю тому злосчастному шли. А вот телефон в кармашке твой собственный. впрочем, не стоит его пока доставать, бесполезен он в данной конкретной ситуации.

— Кто ты? — повторил Иван, глядя в упор на Фидлера.