Елена Асеева - Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея

Ветвистый, опутанный корневищами проход по мере того как в него углублялись странники легошенько вздрагивал при каждом их движение, ссыпая на головы людей и духов пылевидную оземь. Не редкостью он преграждал путь Орею тончайшей сетью стянутых между собой корневищ и выпирающих из стен изогнутых коряг, да ощутимо дышал на путников кисло-травянистым ароматом, словно взошедших давеча на черноземе злаков. Непременно, в том ветвистом проходе, чей пол выстилала зернистая переминающаяся под руками почва, можно было бы заплутать. Понеже не раз пред Ореем появлялись новые ходы, более светлые и широкие. Однако мальчугашка настойчиво лез за поблескивающим клубочком, наталкиваясь дланями рук на скинутые им огнистые махоточки, каковые подобно искоркам не то, чтобы освещали, всего-навсего оттеняли проход. Клубочек, впрочем, и сам ни всегда торопился. Порой, особлива на изогнутых поворотах да свилках, поджидал отрока и ползущих следом странников, абы они не ошиблись.

Все кроме клубочка продвигались постанывая, и, покряхтывая, когда натыкались на торчащие коренья, да всяк миг сплевывали приставшие крупинки землюшки к устам. Одначе громче всех стенал Копша, он лез позадь Алёнки, и, прижимая одной рукой к груди кувшин, перемещался на трех конечностях, иноредь подсигивая вверх и тогда дюже гулко бранился:

– От туды тобя в марь. Ужоль всунулся, дык всунулся. И вскую мене энто млеко клятое понадобилось. Могти нонича лежма лежать идей-то под кустовьем, золото да серебро перекладать. Дык нетути ползу тяперича невесть куды, незнамо пошто, охти-мнешеньки.

– Может ты смолкнешь напоследях, – гневливо отозвался Бешава, и, догнав Копшу тукнулся головой и веточками бузины (восседающей на ее макушке) в егойный зад, не то, чтобы огладив ими материю кафтана, а яростно стегнув. Посему дух сберегающий клады горестно вскликнул и смолк, обаче не перестав стонать и кряхтеть.

Так вот они и продвигались…

Не шли, а ползли, по земляному проходу, каковой поначалу ровно пролегал, а немного погодя принялся клониться все вниз да вниз, словно кудый-то спускаясь. Кудый-то в иные места, небывалые дали, где, может статься, и ни живут люди, ни летают птицы, ни обитают звери, а ходят какие другие существа.

Может статься так, а может и не так.

О том яснее ясного сказ и будет сказываться.

Прошло достаточно времени с начала того спуска вниз, как впереди клубочка внезапно ярко блеснул дневной свет. Впрочем, не желтоватый, который привыкли наблюдать ребятушки и духи, а, прямо-таки, белесый, точно поднятый туманными испарениями. Те густые пары днесь принялись наполнять и сам лаз, особенно густо собираясь поверху его, и там хватаясь отдельными лохмотками за оземь. Они касались ползущих странников, ссыпая им на волосы мельчайшую мгу, оседали на их спины, увлажняя материю одежи. От этого чада стало тягостно дышать, а Алёнушка и вовсе принялась кашлять, почасту останавливаясь, покачивая головой и с тем вроде отгоняя от себя тягучие испарения. Туман вспять того лишь сильнее покрывал голову девчурочки россыпью капель, дивно так не скатывающихся вниз, а замерши вздрагивающих в ее ковыльных власах.

Еще не более малости движения по проходу и Орей первым увидел, как из широкого лаза выпрыгнул наружу клубочек, а засим и сам он сумел высунуть из устья голову, узрев поперед себя раздолье зелено-голубой оземи. Малец одначе не стал медлить, и, покинув лаз, поднялся на ноги, принявшись отряхивать вымазанную в земле рубаху да полотняные штаны, смахивая с лица пыль и поджидая своих спутников. А послед него из дыры, каковая в этом миру тоже располагалась в округлом бугорке, густо заросшим невысокой зеленой травушкой, льнущей к землюшке, в свой черед появились Алёнушка, Копша, Бешава и Багрец, опять же начавшие наводить на себе чистоту.

А кругом них, как, оказалось, лежала неоглядная даль болот. И сторона эта, то являла вогнутость, в которой рябила синяя водица, то вспять таращилась кверху большущими подушками земли, покрытой зелеными, бурыми, серо-розовыми и даже белыми плотными комами мха. Посередь мхов только редкостью можно было увидеть белые колоски злаков, кожистые листья кустарника или низкорослые с искривленными стволами и опущенными вниз веточками сосны да березы. И землица-матушка промеж тех глубоких окон, будто целостных озер, казалась лишь островками, узкими да длинными, прокинутыми поверх водицы, чьи берега лежали вровень с ней. Над водьями курились бело-серые загустевшие пары, медлительно распадающиеся на отдельные слои, а посем опять же вяло перемешивающиеся друг с другом. Лишь позадь бугорка, из которого выбрались странники, наблюдалось меньше водяных окон, кои на стыке с небом замещались густой растительностью, видно, переходя там, в приволье луга.

Чудным в сей стороне смотрелся и сам серо-голубой небесный купол, на котором не наблюдалось красна солнышка. Может потому как солнышко ужо и тут закатилось за край земли, а может потому, как его закрыла серость облаков (схожих с рябью воды в озерцах) самую толику потревоженных ветром.

Легкий ветерок здесь покачивал не только облака, воду, но и волосы ребятишек, и бубенцы на их поясках так, что они призывно начали звякать, сообщая, где находятся их обладатели. В этом краю было вельми тихо. И не то, чтобы здесь не имелось звуков, просто они слышались приглушенными аль далекими, особлива выделяясь пыханием над водьями пара, да заливистым писком комарья, во множестве тут прибывающего. Изредка, впрочем, проносились по болотам чудные, постанывающие оханья да щелканья, схожие со звонким хлопаньем в ладоши.

– От тобе и марь, накаркал, тык сказать, – намеренно громко молвил Бешава, утирая губы от грязи на втором лице, и сердито глянул на стоящего подле Копшу, который от расстройства, что запачкал свой синий кафтан, озабоченно покачивал головой.

– То не марь, нешто не видишь, – вспять чуть слышно проронил Багрец и всплеснул руками, таким движение, обращая внимания собрата на знакомое лишь им двоим. – Энто межмирье.

– Дык кый межмирье, марь она и ёсть марь, – не скрывая своего недовольства от испачканного кафтана, колпака и сапог, дыхнул Копша, и, пристроив сбоку на землице кринку, разком шагнул вперед, вроде чегой-то желая свершить. Он стремительно прыгнул вверх единожды перекувыркнувшись чрез голову да расставив руки в стороны срыву плюхнулся на пузо, глубоко врезавшись узким подбородком в почву, и вскинув себе на лицо серо-розовый ошметок мха (точно срезанного).

– Охти-мнешеньки! – болезненно протянул Копша, и медленно поднявшись с оземи, сев, поправил на голове, сместившийся на лицо колпак. – Ей-ей, межмирье. Эт, понадоба не вызнал я егось.