Лев Усыскин - Необычайные похождения с белым котом

А через полчаса маленький караван уже входил в город размеренным величавым шагом, как и подобает богатым гостям из далеких краев. Сидящий у ворот стражник с алебардой не посмел задержать их надолго – он лишь спросил заискивающим голосом, каково будет имя хозяина каравана и с какой целью тот прибыл.

«Гурагон», – не слезая с коня ответил купец на его первый вопрос. Ответом же на второй послужил золотой дукат, невзначай упавший в руку стражнику и принятый им с поклоном. Уже потом, когда звуки шаркающих верблюжьих шагов затихли в лабиринте городских улиц, стражник попробовал монету на зубок. После чего, будучи крайне довольным, сунул её в карман. Что ни говори – а день для него сегодня выдался удачным: почувствовав даже некоторое утомление от своих немалых трудов, стражник присел на деревянную колоду, облокотившись спиной на каменную кладку стены и отставив алебарду в сторону. Каким-то непостижимо странным, незаметным для него самого образом, сон вдруг взял над ним власть – веки его сомкнулись, губы слегка разошлись, и из-за них потянулся в такт дыханию едва слышный глуховатый присвист. Стражник позорно спал на своем посту – спал и не видел, как из его кармана, куда только что нырнул гурагонов дукат, вдруг выползла большая зеленая ящерица с толстым хвостом и маленькой головкой. Выползла, замерла на миг, устроившись на колене спящего, затем повела хвостом из стороны в сторону и тут же соскочила на землю прочь. Только ее и видели…

Надо ли объяснять, что маленькой золотой монетки в кармане стражника к этому моменту уже не было…

Не прошло и недели, как о появлении Гурагона узнал весь город. Говорили, как всегда в таких случаях, разное, но в целом сходились на том, что ничего из ряда вон выдающегося не случилось. Видывали уже и не таких – нечасто, но видывали. Приезжали купцы из восточных стран и их, если только те сказывались христианами, пускали в город, разрешая оставаться в нем, пока не закончат дела. Продавать же свой товар они могли лишь членам купеческой гильдии, и кроме них никому. А стало быть, прибытие подобных гостей было городским торговым людям более чем на руку, ибо сулило дополнительный барыш. И потому приезд Гурагона не остался без внимания старейшин городской гильдии – их лишь немного смущала малочисленность прибывших: что ни говори, а четыре верблюда и четыре прислужника – слишком уж немного для столь важного и богатого купца! Впрочем, подозрительность старейшин развеял сам Гурагон, сообщив, что прибыл в город лишь с малой частью своего товара, опередив основной караван. И сделал это он потому только, что чаял-де засвидетельствовать свое почтение благородному графу – ибо наслышан был о том, что граф в это время живет в своих городских владениях. Ответ этот в полной мере удовлетворил купеческих старейшин – они приняли от него дары учтивости, после чего позволили Гурагону и его людям расположиться недалеко от рынка, в специально предусмотренном для таких случаев амбаре.

Обустроившись на новом месте, Гурагон, однако, не поспешил открыть любопытствующим взорам горожан привезенные издалека товары. Несколько дней он расхаживал по городским улицам, заводил разговоры с людьми на рынке и на Ратушной площади – словом, вел себя так, как ведет себя человек, которому некуда торопиться. На четвертый день утром один из молодых погонщиков верблюдов появился у входа в графский дворец. Поклонившись привратнику, он сообщил, что его хозяин, продавец пряностей и драгоценных камней, находясь в разных землях и владениях, от многих людей слыхал о благородстве и великом уме графа, и по этой причине, прибыв в город, тотчас же покорно просит позволить ему засвидетельствовать графу свое почтение. Привратник окинул погонщика медленным оценивающим взглядом, после чего, не произнеся ни слова, захлопнул дверь прямо перед его носом. Погонщик, однако, остался на месте – и ожидание его вознаградилось: не прошло и часа, как дверь приоткрылась вновь и тот же привратник поманил юношу пальцем.

«Эй, ты… как тебя там… подойди-ка сюда!..»

Погонщик послушно приблизился.

«Запомни хорошенько и передай своему хозяину: наш господин соблаговолит принять его завтра, за час до полудня – если только не возникнет других, более важных дел и если будет у него с утра подобающее настроение».

Сказав это, привратник тут же захлопнул дверь вторично, не поинтересовавшись даже, разобрал ли его слова тот, кому они были адресованы.

На следующее утро, часа за два до полудня, Гурагон появился на площади перед графским дворцом. Он был верхом – на своем великолепном скакуне. Следом двое молодых погонщиков вели верблюда, к спине которого было приторочено что-то громоздкое и длинное. Маленькая процессия остановилась возле дворцовых ворот, после чего один из погонщиков забежал вперед и несколько раз ударил об их створку специальным чугунным молоточком, прикрепленным к замковой дужке.

Ждать не пришлось. Почти сразу же ворота вздрогнули и, чуть скрипнув, раздались, образовав проем, вполне достаточный для проезда всадника. Гурагон, нагнув голову, двинулся вперед, погонщики с верблюдом поспешили следом, и вскоре процессия оказалась во внутреннем дворе, окруженном со всех четырех сторон краснокирпичными стенами с частыми узкими пилястрами, стрельчатыми окнами и нависающей на уровне второго этажа деревянной галереей. Здесь Гурагон спешился. Тотчас же вслед за этим верблюд, повинуясь знаку, поданному одним из погонщиков, церемонно опустился на землю, подогнув сперва передние, а затем задние ноги.

Несколько позже слуги графа принесли воды в узком деревянном корыте – напоив животных, погонщики уселись на корточки лицом друг к другу и принялись играть в кости. Чуть в стороне от них Гурагон опустился на заботливо расстеленный младшим из юношей войлочный коврик, вытянул ноги и, подперев свое тело локтями, полуприкрыл глаза. Теперь можно было и отдохнуть немного, а кроме того – собраться с мыслями: он знал, что высокое положение графа не позволит тому принять менее знатных гостей в точно назначенный час. Тем более – прежде условленного времени. Следовало запастись терпением – но терпением Гурагон на этот раз располагал в полной мере…

Граф принял заморских гостей в два часа пополудни. Следуя за сутулым немолодым дворецким, Гурагон перешел в довольно просторный прямоугольный зал, длинные стены которого были украшены красочными гербами на деревянных щитах и портретами предков графа, с молитвенной кротостью обращающихся к святым покровителям. Солнечный свет падал из узкого двойного окна, прорезанного почти под самым потолком в стене, противоположной входу, однако этого света все равно не хватало, и в зале даже днем горели масляные светильники. Граф восседал на старинном резном кресле с ручками в виде львиных лап и высокой спинкой, также украшенной гербами. Слуги и приближенные располагались тут же полукругом, по правую и левую руку от своего господина – некоторые из них сидели на коротких невысоких скамьях, другие же просто стояли позади.