Екатерина Мишаненкова - Самые остроумные афоризмы и цитаты. Вожди от Ивана Грозного до Сталина

Я хвалю громко, а порицаю вполголоса.

Меня обворовывают точно так же, как и других, но это хороший знак и показывает, что есть что воровать.

Лекарства от глупости еще не найдено. Рассудок и здравый смысл не то что оспа: привить нельзя.

Весьма плоха та политика, которая переделывает законами то, что надлежит переменять обычаями.

Законы, не сохраняющие меру в добре, бывают причиною, что отсюда рождается безмерное зло.

Нету ничего опаснее, как захотеть на все сделать регламенты.

Издавая закон, ставь себя на место того, кто должен ему подчиняться.

Лучше оправдать десять виновных, чем обвинить одного невинного.

В беседе с Дени Дидро:

Вы забываете только одно, именно разницу, которая существует между вашим положением и моим: вы работаете только на бумаге, которая все терпит… но я, бедная императрица, я работаю на человеческой коже, которая чувствительна и щекотлива в высшей степени.

Всякий русский в глубине души не любит ни одного иностранца.

Бывает и так, что люди утверждают что-нибудь такое, что им в самом деле неизвестно, для того только, чтобы узнать, верно ли они угадали.

Кто говорит что хочет, услышит чего и не хочет.

Я одна шью, а все порют.

Кажется, я становлюсь похожа на шаха Багама, который всегда оканчивал свои рассуждения словами: «Не моя вина, если вы меня не понимаете, а я сам себя очень хорошо понимаю».

Мое желание и мое удовольствие было бы всех делать счастливыми, но так как всякий хочет быть счастливым лишь сообразно со своим характером или разумением, то мои желания часто встречали в том препятствия.

Кто поет, зла не мыслит.

Учтивость основана на том, чтобы не иметь худого мнения ни о себе, ни о ближнем.

– Как вы полагаете, чем бы я была, если бы родилась мужчиною и частным человеком? – спросила однажды Екатерина.

– Мудрым законоведом, – ответил английский посланник.

– Великим министром, – сказал австрийский посланник.

– Знаменитым полководцем, – сказал французский посланник.

– На этот раз вы ошибаетесь, – возразила Екатерина. – Я знаю свою горячую голову; я бы отважилась на все ради славы и в чине поручика в первую кампанию не снесла бы головы.

Некий адмирал, рассказывая Екатерине II подробности морского боя, в котором он одержал победу, забылся настолько, что стал вставлять в разговор непечатные выражения. Присутствующие помертвели от ужаса. Очувствовался, наконец, и сам рассказчик и со слезами на глазах стал просить у императрицы прощения.

Екатерина спокойно ответила, нисколько не показывая, что поняла непристойные выражения:

– Продолжайте, продолжайте, пожалуйста, я ваших морских терминов все равно не понимаю.

– Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом, – говорила Екатерина II какому-то генералу.

– Разница большая, – отвечал он, – сейчас доложу Вашему Величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе.

– А, теперь понимаю, – тактично сказала императрица.

Камер-медхен императрицы, камчадалка Екатерина Ивановна, была очень забывчива. Однажды утром она не только забыла приготовить лед составлявший, обыкновенно, умывание государыни, но даже сама ушла куда-то. Екатерина долго ее дожидалась и когда, наконец, неисправная камер-медхен явилась, то императрица, вместо ожидаемого взыскания, обратилась к ней со следующими словами:

– Скажи, пожалуйста, не думаешь ли ты навсегда остаться у меня во дворце? Вспомни, что тебе надобно выходить замуж, а ты не хочешь исправиться от своей беспечности. Ведь муж не я: он будет строже меня взыскивать с тебя. Право, подумай о будущем и лучше привыкай заранее.

Екатерина часто в шутку часто говорила о графах Строганове и Нарышкине: «Два человека у меня делают все возможное, чтоб разориться, и никак не могут!»

Статс-секретарь Козицкий, докладывая раз императрице бумаги, был прерван шумом, раздавшимся в соседней комнате, где придворные вздумали играть в волан и своим криком и смехом заглушали слова докладчика.

– Не прикажете ли прекратить шум? – спросил Козицкий государыню.

– Нет, – отвечала она, – мы судим здесь о делах, а там забавляются; зачем нарушать их удовольствие. Читайте только громче, я буду слышать.

Буде желательно детей отвадить от игры, то на то вернейший способ есть – принуждать их несколько часов сряду играть тою игрушкою.

Однажды Екатерине II подано было прошение одного флотского капитана разрешить ему брак с негритянкой. Екатерина разрешила, но это ее позволение вызвало осуждение среди многих православных, считавших такое бракосочетание греховным. Екатерина ответила так:

– Сие есть честолюбивый политический замысел против Турции: я хотела этим торжественно ознаменовать бракосочетание русского флота с Черным морем.

В поездку Екатерины по Крыму какой-то небогатый помещик получил разрешение пригласить государыню отдохнуть в палатке, которую разбил он на пути ее величества. Государыня вошла в шатер. Счастливый помещик кланялся, суетился, неопрятная прислуга спешила расставлять на столе заготовленную закуску. Государыня сказала несколько милостивых слов и присела у стола, а Шувалов, обращаясь к помещику, спросил, служил ли он?

– По милости вашей, – отвечал растерянный от счастья помещик.

– Давно в отставке?

– Десять лет, по милости вашей.

– В каком чине?

– Полковником, по милости вашей.

– Женат?

– По милости вашей, – повторял помещик. Екатерина молча улыбалась, слушая ответы помещика.

– И есть у вас дети? – продолжал Шувалов.

– Семеро, по милости вашей, – махнул еще раз помещик.

– Вы, однако, страх как милостивы! – прервала Екатерина вполголоса, обращаясь к Шувалову".

Графиня Браницкая заметила, что Екатерина II берет нюхательный табак левой рукой, и спросила, почему не правой, как все. Екатерина ей ответила:

– Как царь-баба, часто даю целовать правую руку и нахожу непристойным всех душить табаком.

Дидро, разговаривая с Екатериной, заметил, что она имеет глубокие и разносторонние знания. На это Екатерина ответила:

– И не удивительно: у меня были хорошие учителя – несчастье и одиночество.

Однажды Екатерина, будучи в Царском Селе, почувствовала себя нехорошо. Приехал Рожерсон, ее любимый доктор, и нашел необходимым ей пустить кровь, что и сделано было тотчас.