Екатерина Мишаненкова - Самые остроумные афоризмы и цитаты. Вожди от Ивана Грозного до Сталина

От великого до смешного один шаг.

Последнее слово всегда остается за общественным мнением.

Со смелостью можно все предпринять, но не все можно сделать.

У политики нет сердца, а есть только голова.

Штыками можно сделать все что угодно; только нельзя на них сидеть.

Я бываю то лисой, то львом. Весь секрет управления заключается в том, чтобы знать, когда следует быть тем или другим.

Успех – вот что создает великих людей.

Война состоит из непредусмотренных событий.

В России нет дорог – только направления.

Остановиться можно при подъеме, но не при падении.

Что такое история, как не ложь, с которой все согласны?

Я осыпал золотом моих сподвижников: но мне надобно было понимать, что, разбогатев, человеку уже не хочется подвергать себя смертельной опасности.

Пишите коротко и неясно.

Будите меня только, если придут плохие новости; а если хорошие – ни в коем случае.

Проститутки – это необходимость. Иначе мужчины набрасывались бы на порядочных женщин на улицах.

Религия – важный предмет в женских школах. Она, как бы на нее ни смотреть, есть надежнейшая гарантия для матерей и мужей. Школа должна научить девушку верить, а не думать.

Слава изнашивается.

Бог воюет на той стороне, у которой при прочих равных условиях больше войск.

Для ведения войны мне необходимы три вещи: во-первых – деньги, во-вторых – деньги и в третьих – деньги.

Есть два рычага, которыми можно двигать людей, страх и личный интерес.

Ничто так численно не умножает батальоны, как успех.

Нужно сперва ввязаться в бой, а там видно будет.

Большая политика – это всего лишь здравый смысл, примененный к большим делам.

Весьма трудно управлять, если делать это добросовестно.

Легче создавать законы, чем следовать им.

Невозможность – слово из словаря глупцов.

Однажды мадам де Сталь спросила Наполеона, кого он считает первой женщиной в свете, конечно рассчитывая, что он назовет ее.

Наполеон ответил:

– Ту, которая родила более всего детей.

Армия – вот истинное дворянство нашей страны.

Идите во главе идей вашего века, эти идеи вас увлекут и вас поддержат, идите против них – они вас сметут.

Имя Наполеона – само по себе программа!

Никогда не бойтесь народа, он еще больший консерватор, чем вы! Парламент – это лишний орган, который лишь гудит фракционными спорами.

Путь к сердцу солдата лежит через его желудок.

Французы поняли, что я вышел за рамки закона лишь для того, чтобы восстановить закон.

В России две беды: дураки и дороги.

В Париже решили поставить пьесу из жизни Екатерины II, где русская императрица была представлена в несколько легкомысленном свете. Узнав об этом, Николай I через нашего посла выразил свое неудовольствие французскому правительству. На что последовал ответ в том духе, что, дескать, во Франции свобода слова и отменять спектакль никто не собирается. На это Николай I просил передать, что в таком случае на премьеру он пришлет триста тысяч зрителей в серых шинелях. Едва царский ответ дошел до столицы Франции, как там без лишних проволочек отменили скандальный спектакль.

Один помещик решил подать Николаю I прошение о приеме его сына в учебное заведение. Он был мало искушен в канцелярских премудростях и не знал точно, как следует обращаться к царю в таких случаях.

Подумав немного, помещик вспомнил, что царя именуют "Августейшим", но так как дело происходило в сентябре, то он написал "Сентябрейший государь".

Получив прошение, Николай надписал на нем: "Непременно принять сына, чтобы, выучившись, не был таким дураком, как отец его".

Берлинскому художнику Францу Крюгеру за отлично написанный портрет Николай I велел подарить золотые часы, усыпанные бриллиантами. Однако чиновники дворцового ведомства принесли Крюгеру золотые часы, на которых не было ни одного бриллианта.

Николай 1 узнал об этом и сказал художнику:

– Видите, как меня обкрадывают! Но если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы всей Сибири, а Россия превратилась бы в такую же пустыню, как Сибирь.

Когда Николай I подъезжал к уездному городку Пензенской губернии Чембару, кучер вывалил его из экипажа, Николай сломал при этом ключицу и левую руку, и должен был пролежать там на попечении местных эскулапов целых шесть недель, пока не срослись кости. Когда стал поправляться, он захотел увидеть чембарских уездных чиновников, и пензенский губернатор Панчулидзев собрал их в доме уездного предводителя дворянства, в котором жил император. Они оделись в новую, залежавшуюся в их сундуках и пропахшую махоркой – от моли! – форму, очень стеснительную для них, кургузых, оплывших, привыкших к домашним халатам, и выстроились по старшинству в чинах в шеренгу, при шпагах, а треугольные шляпы с позументом деревянно держали в неестественно вытянутых по швам руках.

Трепещущие, наполовину умершие от страха, смотрели они на огромного царя, когда губернатор услужливо отворил перед ним дверь его спальни. Николай осмотрел внимательно всю шеренгу и сказал по-французски губернатору, милостиво улыбаясь:

– Но послушайте, ведь я их всех не только видел, а даже отлично знаю!

Губернатору была известна огромная память царя Николая на лица и фамилии, но он знал также и то, что до этого Николай никогда не был в Чембаре, и он спросил его недоуменно:

– Когда же вы изволили лицезреть их, ваше величество?

И Николай ответил, продолжая милостиво улыбаться:

– Я видел их в Петербурге, в театре, в очень смешной комедии под названием "Ревизор".

Государь Николай Первый вышел к полку. По недосмотру одна пуговица на обшлаге оказалась незастегнутой, о чем адъютант доложил, намереваясь помочь. Государь сказал голосом, который был слышан всему полку:

– Я всегда одет по форме. Это полк одет не по форме.

И тотчас полк расстегнул одну пуговицу на обшлаге.