Алексей Богданов - Заключённый в России

По кабельным каналам нашего учреждения, помимо ПВР, часто показывают разные объявления. Например, о том, что Начальник УФСИН России по Мурманской области в такой-то день проводит открытую телефонную линию для родственников осуждённых. Или о том, что в помещении клуба состоится приём выездной комиссии каких-нибудь общественных деятелей. Объявления обычно транслируются в виде бегущей строки, и в начале мая 2014 г. мы все прочитали следующее: «В Пожарную часть ФКУ ИК-17 требуется специалист по обслуживанию пожарно-охранной сигнализации. Обращаться к Начальнику Пожарной части ФКУ ИК-17». Ротация этого объявления была настолько высока, что информация не могла пройти мимо ушей или глаз.

Поразмыслив, я отправился искать Начальника Пожарной части, и через недельку нашёл.

Когда вы заходите в кабинет к сотруднику Администрации, вы должны встать, построиться, чётко сообщить своё имя, отчество, фамилию и статью УК РФ, по которой вы осуждены; плюс необходимо озвучить срок лишения свободы, который вам назначен судом, а также начало и конец срока. В конце присовокупляете цель своего прибытия. Вот такой чисто тюремный доклад по ПВР.

Начальника пожарной части звали Олег Владимирович, и он получил исчерпывающие сведения обо мне в рамках цели визита. Я показал ему разные интересные удостоверения и «корочки», выданные другими государственными учреждениями, рассказал о своей профессиональной деятельности до осуждения и озвучил готовность поступить на работу искомым специалистом.

В тот день Олег Владимирович был хмур, но благосклонен, и вскоре я изучал установленное в колонии оборудование; познакомился с тремя парнями, которые уже работали в Пожарной части. В июле вольная фирма осуществляла монтаж пожарно-охранной сигнализации в нашей пекарне, и я смог задать несколько полезных вопросов. Олег Владимирович так мне и сказал:

− Ознакомься пока с оборудованием, изучи схемы, инструкции. По всем вопросам обращайся к ребятам или ко мне. В сентябре у нас один освобождается; возможно, займёшь его место.

Я понимал, что у меня три месяца испытательного срока, и старался подходить к этому вопросу серьёзно. Это была первая осознанная попытка поднять свой уровень жизненной энергии из пропасти. К тому моменту я уже «отсидел» около полутора лет, и нравственному мучению не было видно конца. Учёба на оператора швейного оборудования и даже шахматы не смогли всколыхнуть меня настолько, чтобы сказать или подумать что-то оптимистичное. Работа в пожарной части воспринималась мной как нечто более ответственное, чем самообразование. Собственно, поэтому я и откликнулся на объявление.

27-го мая 2014 года меня вызвал к себе Заместитель Начальника ФКУ ИК-17, полковник внутренней службы Леонид Андреевич.

Надо сказать, что из всех сотрудников Администрации Леонид Андреевич производил наиболее благоприятное впечатление. Он был чем-то похож на сытого довольного кота, говорил мягко и вежливо, носил очки и выглядел внушительно. Помимо него, в кабинете были ещё какой-то усатый мужик в ментовской форме и молодая женщина, тоже в форме. Они попросили меня присесть и ознакомиться с Приказом Начальника колонии о том, что с завтрашнего дня я привлечён работать оператором швейного оборудования на швейный участок промзоны. Приказ не содержал сведений ни о заработной плате, ни об условиях труда. На мой вопрос о размере заработной платы и о том, является ли данная работа повременной или сдельной, усатый громогласно расхохотался и объявил, что я буду получать сто рублей в месяц и буду работать полный рабочий день. Мне показалось, что сидящей рядом с ним девушке стало неловко, а Леонид Андреевич смотрел в стол прямо перед собой.

Я помолчал, переваривая непреходящее ментовское хамство, и лаконично изложил свои обстоятельства:

• Я недавно приступил к работе в Пожарной части, пусть бесплатно и пусть без ставки.

[УИК РФ чётко говорит, что осуждённый обязан трудиться. Разночтений тут быть не может. Правильно это или нет, вопрос не ко мне. Подходя к ситуации «в соответствии с законом и совестью», можно сделать вывод, что трудовая деятельность является таковой вне зависимости от того, оплачивается она или нет. Если вы уже трудитесь, вы можете считать это уважительной причиной при отказе трудиться где-то ещё.]

• У меня астигматизм. Острота зрения обоих глаз «−5».

[Справка имеется в медицинской части. Возможно, это противопоказание для работы на швейном оборудовании. В любом случае, плохое зрение трудящегося за швейной машинкой сделает его труд менее эффективным.]

• С сентября 2014 года у меня начинается учёба в училище по специальности: «электромонтёр по ремонту и обслуживанию электрооборудования».

[Совмещать работу с учёбой проще, если работаешь без ставки.]

• Из Приказа не усматривается его законность в части соответствия УИК РФ.

[Ставки в сто рублей не существует. Согласно ч. 2 ст. 105 УИК РФ Администрация колонии должна быть в состоянии обеспечить заработную плату не ниже «установленного минимального размера оплаты труда».]

Меня выслушали, не перебивая. Девушка задала вопрос:

− Вы отказываетесь выходить на работу?

− Я не отказываюсь, но воздерживаюсь в соответствии с изложенными обстоятельствами, − сказал я.

Леонид Андреевич и усатый прокряхтели друг другу что-то невнятное, переглянулись. Попросили написать объяснительную и отпустили восвояси, никак не прокомментировав ни мою позицию, ни Приказ.

Через несколько дней меня снова вызвали в Штаб, чтобы ознакомить с другим Приказом − о моём увольнении с должности «оператор швейного оборудования». В качестве причины увольнения было указано: «отсутствие производственной необходимости». Я посчитал этот второй Приказ логичным формализованным завершением ситуации с трудоустройством на швейном участке и грешным делом даже подумал, что на Администрацию возымела действие приведённая мной аргументация. Плюс в июне я начал «добровольно погашать» исковые требования лиц, признанных потерпевшими в соответствии с моим Приговором, и я подумал, что данное обстоятельство также сыграло свою роль.

Тем больше было моё удивление, когда ещё через несколько дней меня вызвал Начальник отряда, Максим Сергеевич, и ознакомил меня с рапортом о том, что я злостно нарушил ПВР, не выйдя на работу на швейный участок такого-то числа, во столько-то. Максим Сергеевич попросил написать объяснительную, – уже вторую. Я в некотором изумлении написал.