Геннадий Феоктистов - Слова: сказанные и прочитанные

Вера – указание направления; любовь – способ его осуществления; надежда – уверенность в осуществлении, модальность движения в настоящем в направлении ожидаемого будущего. /См. А. Бадью/ Функционирование веры несёт в себе оттенок рациональности обоснования, любовь – вне его.

Любовь есть эмоциональная потребность восприятия человека – себя или другого. Поступки актуализируют её в жизненном пространстве.

Любая истина в своих претензиях на абсолютность, в конечном итоге, апеллирует к вере религиозного толка.

Богу не служат, но «живут в нём».

«Жизнь в Боге» – экзистенция веры.

Святой Дух не является заменой соответствующего образования.

/Св. Августин. По: B. Ramm . Protestant Bibical Interpretation./

«Грех» – это индивидуальное отклонение от нормы.

«Зло» – всеобщая категория морального уровня. Оно изменяется только преобразованием всего общества.

Йога – своеобразная попытка осмысления множественности профанного мира в качестве сакральной целостности через изменение масштаба рассмотрения – от хаоса к необусловленной неизменности.

Но при достижении самадхи человек теряет возможность осознания «единства с целым», он – сама целостность. Хотя достигнутая им «свобода» достигается слиянием с Высшим Существом (Ишварой), внешним по отношению к нему.

Человек создаёт возможное, руководствуясь невозможным.

Функционализм развития у природы и человека различны в своём существе: природа творит «по случаю», человек – руководствуясь «проектом», основанном на систематическом знании. В идеале, когда не срабатывает интуиция.

Число для человека – способ организации физического пространства, слово – социального. Для природы нет ни числа, ни слова.

Число, как и слово, может существовать только в составе разворачивающейся множественности в пространстве и времени. Для пифагорийцев число пространственно.

Зло также трансцендентно, как и Бог. Оно – есть. И о нём больше нечего сказать.

Грех можно искупить, хотя бы, в сознании его совершившего, зло

– вне искупления.

Может ли существовать сознание вне смысла и содержания? Как поэзия? Искусство?

В будущем всегда возможен фермер с топориком …

К революции готовы лишь те, кто верит в возможность изменения себя и условий своего существования. Большинство стремится сохранить существующее настоящее.

Социальность оформляет характер, обусловленный генетикой.

Человек формируется в виртуальном мире собственного самосознания. В реальный мир он лишь проецируется различными гранями своего «внутреннего человека», часто случайными.

Подлинное бытие для человека всегда вне времени. Небытие – всегда во времени. /См. все основные религии./

О переживании времени: В рае время отсутствует, но для человека он «всегда в прошлом». Будущее «никогда не наступает», но всегда связано с настоящем, т. е. – »вечное начало» времени. Бессознательное – вне времени, но лишь как ментальная конструкция.

Человек живёт в вечном процессе инициализации, следствием которого является изменение его социального статуса – его «вещной оболочки» при неизменности психологической основы происходящего.

Угнетает не одиночество, а самоощущение ненужности.

Абсолютность закона – такая же условность, как и традиции. Дело в привычности исполнения.

Суд Линча и суд присяжных – явления одного порядка. И там, и там, осуществляют исполнение непрофессионалы на основе эмоционального впечатления и традиции. Различие в уровне аффективности.

Время события, как минимум, есть продукт произошедшего события. Нет события – нет времени. Пространство всегда существует во времени? Или является сценой для развёртывания события?

Если общество не соответствует теории, то что-то из них нужно изменять. Или: и то, и другое. Примеры: деятельность Христа, Ленина.

Чтобы разрушить культуру, не надо атомной бомбы. Достаточно свободы и толерантности в бесконечности разговоров о них.

Современная философия и литература, по существу, выродились в разновидности игры в бисер, а журналистика – в поприще дилетантов «фельетонической эпохи», во взаимозависимой гармонии друг с другом.

Для греков будущее всегда оставалось за спиной, но к прошлому обращено было лицо:

Утопия – это всегда рационально сконструированное предписание к безусловному исполнению.

Люди создают и руководствуются в своих поступках иллюзией свободы при фактическом детерминизме неумолимой необходимости.

Реакция российского общества и её руководящей элиты на свои отношения с Западом всё больше напоминает стенания Расплюева в «Свадьбе Кречинского»: «Ну ударь раз, ну два, ну три! Но зачем же бить до бесчувствия?»

Физика уступила свою социализирующую роль биологии. И математика.

Наука пытается найти объяснения к случайностям бытия. Но говорит, в сущности, о самой себе.

Живёт не тот, кто дышит, ходит по земле и т. д., но тот, чье существование замечают окружающие, и отсутствие кого является для них утратой. Т. е. банальность: «Твоя жизнь есть отношение к тебе окружающих». Но признаётся с трудом.

Единственная программа развития культуры, направленная на развитие позитивного начала в культуре была реализована, несмотря на все издержки, в Советской России. Причём, на основе синтеза и традиции, а не деконструкции общественных смыслов.

Создав изначально ад, Бог сразу дал понять, что не намерен придерживаться провозглашаемой парадигмы христианской этики: воздай добром за совершённое зло. Здесь Он, скорее, согласен с ап. Павлом: делая добро, «ты соберёшь ему(грешнику) на голову горящие уголья». /посл. Римл., XII, 20/

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Исповедь – одна из форм контроля над верующими и, по-видимому, это практическое соображение перевесило над нравственными коллизиями проблемы. Церковь нашла выход в том, что провозгласила сам факт исповеди высшей формой проявления нравственности, инверсировав высшую форму безнравственности (противоречащую к тому же биологическому инстинкту самосохранения – сохранению всего живого) в абсолютную нравственность – чистоту помыслов перед Богом, который, впрочем, и так «всё знает». /Институт исповеди сформировался, по-видимому, достаточно поздно. В Евангелиях об исповеди ничего нет./