Геннадий Феоктистов - Слова: сказанные и прочитанные

Не постановкой проблем различаются эпохи, но способами, предлагаемыми к их разрешению.

Наибольшее сострадание вызывает не само несчастье, но боль, им вызванная.

В отличие от традиционной философии марксизм предполагает не созерцательность размышления, но побуждение к действительности. Он предельно заострён и полемичен как жизнь. В этом его сила и одновременно слабость. И именно поэтому он приговорён к чаше с цикутой, подобно Сократа, демократами всех времён.

В философии, как и в политике, ищут не истину, но мнения, исходя из априорно поставленной цели (в виде гипотезы, аксиомы). В конечных выводах следы исходных гипотез тщательно уничтожаются, предоставляя поставленную цель в виде следствия. Но во всех вариантах неявно допускается существование «истины» в философии. Не правильнее перенести акценты с: «Что есть истина?» на «Есть ли истина?».

Философия ХХ века сменила исследование «глубин» метафизики XIX века на «горизонт» мысли (речи).

Философия играла роль прототуманности, из которой формировались звёздные тела отраслевых наук.

Философия и наука являются, по существу, формами современной мифологии.

Религия есть частное дело каждого. Наука – общее дело человечества.

Мир отвернулся, предоставив нам бесконечное блуждание в самих себе.

Вера – самый кровавый способ артикуляции истины, – истины веры.

Поэзия – это преодоление (борьба) жизни в стремлении обратить её в вечность – смерть.

Преступность – это «карнавал» нашего прошлого.

Память – это ожидание ожиданного, произошедшего ожидаемого.

Любовь – разновидность сублимации полового инстинкта, отягощенная социальными ограничениями виртуальной реальности существования.

Любовь – высшая степень доверия. Влюблённый раскрыт полностью, и весь мир воспринимает таковым. Вспомним Отелло.

Настоящее завершается смертью – вечным прошлым. В этом смысле неизменность прошлого переходит в вечность «настоящего».

Методы изучения прошлого и будущего, по существу, не отличаются между собой: прогноз – точечная проверка фактами – интерпретация – обобщение (часто расширенное) – и вновь прогноз.

Личность начинается с осознания своей индивидуальности, но реализуется в умении ею управлять и целенаправленно проявлять её во внешней манифестации.

Юмор не создает целостной картины мира. Сатира её уничтожает.

Прятаться от мира надо там, где ты «не существуешь», т. е. в гуще мира, в его «толпе».

Для китайского мышления категории «дальнего» и «далекого» имеют первостепенное значение как атрибуты «Единого». «Ближнее» предполагается существованием «Единого» и в этом качестве в него входит. Отсюда, интерес к личности проявляется лишь в связи с приобщением к «Единому».

Для русского самопознания очевиден абсолютный примат внешней государственности, а не внутренней культурной идентичности. События ХХ века лишь подтверждают тот факт, что русские так и не осознали себя автаркической общностью. Они до сих пор пребывают в состоянии «социального небытия».

«Вечные вопросы» именно потому и остаются вечными, что на них не существует ответа в силу некорректности постановки этих вопросов.

Человек склонен скорее переоценивать свою способность к познанию, чем недооценивать.

Лишь троечники двигаются в истории. Порой весьма активно. А двигают её гении. Иногда, они отличники.

В сущности, родителей и детей ничего не связывает, кроме общих воспоминаний об их детстве.

Время человечества есть дерево, растущее из единого корня, каждая веточка которого оканчивается сухим отростком смерти конкретного человека, но у основания которой обязательно возникает живой побег детской поросли.

Он слишком обостренно воспринимал жизнь, чтобы продолжать жить.

Возвращение иллюзий часто заменяет реальность жизни.

Забыть можно всё, если есть в запасе вечность.

Самоубийца умирает, по крайней мере, трижды: для общества, для себя и для бога.

Безнравственно быть бедным. А жаль …

Интеллектуальное холуйство является родовой чертой российской интеллигенции.

Любовь и смерть идут рядом, погружая сознание в небытие.

Свет в предсмертном туннеле возвращает человека в последний миг его земного бытия к световому шоку, испытанному им по выходе из материнского лона. Между этими двумя вспышками проходит вся жизнь: первый раз – наяву, второй раз – как последнее «прости».

… именно в состоянии наивысшего сексуального экстаза у любовников растворяются барьеры их собственной индивидуальности и они действуют как первичный мужчина и первоженщина, и, в конечном счете, сливаются в невызывающем мыслей экстазе, который растворяет их половую индивидуальность. То есть при каждом оргазме любовная пара, по своему, опрокидывается в исходную точку человеческого существования, отталкиваясь от которой дитя их любви проходит путь эволюции в обратном направлении.

Еще раз: «Нужно радоваться тому, что имеешь, и не сожалеть о том, тем не суждено обладать».

Без денег нет ни милого, ни шалаша, ни рая, – «естественная» мораль нашего «естественного» общества.

Групповые инстинкты до сих пор прорываются через плотный покров индивидуальности, хотя бы, в формах пузырей преступных банд, наркоманов, музыкальных стадных сборищ и т. д.

Наиболее близки к равноправию в любви гермафродиты.

В западном менталитете выявляются две доминирующие линии: стремление к самоизоляции индивидуума в приближении к абсолютной свободе и экономическая (как следствие, политическая) потребность общности, прикрытая психологической установкой достижения этой потребности через самоутверждение.

Любые реформаторы христианства, стремясь проникнуть в его сокровенное, обращались к его истокам, к Ветхому Завету, вольно или невольно, тем самым, сближаясь с иудаизмом.

На болоте индивидуализма и расцветают кикиморы и клише современной культуры. Они там «свои», «естественны».

В современной политической философии выделяются два крайних течения: одно из них отдает абсолютный приоритет правам личности, второе – столь же абсолютный авторитет правам коллектива. Истина, как всегда, лежит посередине.

Большевики, овладев Россией, ожидали полноценного ребёнка – социализма, но грубое изнасилование привело лишь к выкидышу. Но это не значит, что отныне нужно похоронить надежды на рождение нормального ребенка.

Чёрт – это часть моего действительного «я». Бог – тоже «я», но недостижимый. Красота указывает путь от первого «я» ко второму.

Наиболее полное выражение мужественности – раствориться в активном наполнении Вселенной своим «я».

Христианская любовь к Богу имеет наднравственный по отношению к нравственности индивидуума характер; приобретая черты «материнской», она становится, по существу, безнравственной.