Дамир Соловьев - Русские писатели и публицисты о русском народе

<���…>

В характеристике Иванова часто попадается слово «русский». Не рассердитесь за это. Когда я писал пьесу, то имел в виду только то, что нужно, то есть только типичные русские черты. Так, чрезмерная возбудимость, чувство вины, утомляемость – чисто русские. Немцы никогда не возбуждаются, и потому Германия не знает ни разочарованных, ни лишних, ни утомленных…

Письмо к А. С. Суворину от 30 дек. 1888 г. [511] Чехов А. П . Полн. собр. соч. и писем. Т. 3. М., 1975. С. 109–110, 115.

Из книг, которые я прочел и читаю, видно, что мы сгноили в тюрьмах миллионы людей, сгноили зря, без рассуждения, варварски; мы гоняли людей по холоду в кандалах десятки тысяч верст, заражали сифилисом, развращали, размножали преступников и всё это сваливали на тюремных красноносых смотрителей. Теперь вся образованная Европа знает, что виноваты не смотрители, а все мы, но нам до этого дела нет, это неинтересно. Прославленные шестидесятые годы не сделали ничего для больных и заключенных, нарушив, таким образом, главную заповедь христианской цивилизации. В наше время для больных делается кое-что, для заключенных же ничего.

Письмо к А. С. Суворину от 9 марта 1890 г. [512] Там же. Т. 4. М., 1976. С. 32–33.

От Тюмени до Томска ни почтовые, ни вольные ямщики не помнят, чтобы у проезжающих украли что-нибудь; когда идешь на станцию, вещи оставляешь на дворе; на вопрос, не украдут ли, отвечают улыбкой. О грабежах и убийствах на дороге не принято даже говорить. Мне кажется, потеряй я свои деньги на станции или в возке, нашедший ямщик непременно возвратил бы мне их и не хвастался бы этим. Вообще, народ здесь хороший, добрый и с прекрасными традициями. <���…>

Боже мой, как богата Россия хорошими людьми! Если бы не холод, отнимающий у Сибири лето, и если бы не чиновники, развращающие крестьян и ссыльных, то Сибирь была бы богатейшей и счастливейшей землей.

Письмо к семье от 9 марта 1890 г. [513] Чехов А. П. Полн. собр. соч. и писем. М., 1976. Т. 4. С. 79, 82.

Хорош Божий свет. Одно только не хорошо: мы. Как мало в нас справедливости и смирения, как дурно понимаем мы патриотизм! Пьяный истасканный забулдыга-муж любит свою жену и детей, но что толку от этой любви? Мы, говорят в газетах, любим нашу великую родину, но в чем выражается эта любовь? Вместо знаний нахальство и самомнение паче меры, вместо труда лень и свинство, справедливости нет, понятие о чести не идет дальше «чести мундира», которое служит обыденным украшением наших скамей подсудимых. Работать надо, а все остальное к черту. Главное – надо быть справедливым, а остальное все приложится.

Письмо к А. С. Суворину от 9 дек. 1890 г. [514] Там же. С. 140.

…вся интеллигенция виновата, вся, сударь мой. Пока это еще студенты и курсистки – это честный, хороший народ, это надежда наша, это будущее России, но стоит только студентам и курсисткам стать взрослыми, выйти самостоятельно на дорогу, как и надежда наша, и будущее России обращается в дым, и остаются на фильтре одни доктора-дачевладельцы, несытые чиновники, ворующие инженеры. Вспомните, что Катков, Победоносцев, Вышнеградский – это питомцы университетов, это наши профессора, отнюдь не бурбоны, а профессора, светила… Я не верю в нашу интеллигенцию, лицемерную, фальшивую, истеричную, невоспитанную, ленивую, не верю даже, когда она страдает и жалуется, ибо ее притеснители выходят из ее же недр. Я верую в отдельных людей, я вижу спасение в отдельных личностях, разбросанных по всей России там и сям – интеллигенты они или мужики, – в них сила, хотя их и мало. Несть праведный пророк в отечестве своем; и отдельные личности, о которых я говорю, играют незаметную роль в обществе, они не доминируют, но работа их видна; что бы там ни было, но наука все подвигается вперед и вперед, общественное самосознание нарастает, нравственные вопросы начинают приобретать беспокойный характер и т. д., и т. д. – и всё это делается помимо прокуроров, инженеров, гувернеров, помимо интеллигенции en masse [515] В целом (фр.) и несмотря ни на что.

Письмо к И. И. Орлову от 22 февр. 1899 г. [516] Чехов А. П . Полн. собр. соч. и писем. Т. 8. М., 1977. С. 101.

Между есть Бог и нет Бога лежит целое громадное поле, которое проходит с большим трудом истинный мудрец. Русский же человек знает какую-нибудь одну из двух этих крайностей, середина же между ними ему неинтересна, а он обыкновенно не знает ничего или очень мало.

Из записных книжек А. П. Чехова. [517] Нева. 1986. №. 4. С. 100.

Да и самый пансион не без основания назывался «русским» (хотя в то время официальное название было у него какое-то другое). Там была русская кухарка, история которой интересовала все население пансиона, а А. П. не менее, чем других.

<���…>

Сама же она, хотя и не забыла родного языка, но давным-давно совершенно офранцузилась и не выражала никакого желания вернуться в Россию.

– Зачем? – говорила она. – Там я была рабой, а здесь – свободная гражданка, такая, как все.

В Ниццу она попала лет двадцать тому назад, случайно, в качестве горничной при купеческой семье, но семья уехала, а она осталась. Вышла замуж за негра, плававшего на каком-то пароходе, и у нее была дочь-мулатка <���…> [518] Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 314–315.

– Знаете, – когда я вижу учителя, – мне делается неловко перед ним и за его робость, и за то, что он плохо одет; мне кажется, что в этом убожестве учителя и сам я чем-то виноват… серьезно!

Он замолчал, задумался и, махнув рукой, тихо сказал:

– Такая нелепая, неуклюжая страна – эта наша Россия. [519] Там же. С. 440.

– В России честный человек – что-то вроде трубочиста, которым няньки пугают маленьких детей… [520] Там же. С. 442.

– Странное существо русский человек! – сказал он однажды. – В нем, как в решете, ничего не задерживается. В юности он жадно наполняет душу всем, что под руку попало, а после тридцати лет в ней остается какой-то серый хлам. Чтобы хорошо жить, по-человечески – надо же работать! Работать с любовью, с верой. А у нас не умеют этого. <���…> Вся Россия – страна каких-то жадных и ленивых людей: они ужасно много едят и пьют, любят спать днем и во сне храпят. Женятся они для порядка в доме, а любовниц заводят для престижа в обществе. Психология у них – собачья: бьют их – они тихонько повизгивают и прячутся по своим конурам, ласкают – они ложатся на спину, лапки кверху и виляют хвостиками… [521] Чехов в воспоминаниях современников. М., 1986. С. 447.

Русский мужик никогда не был религиозным. [522] Там же. С. 590.

…в православной русской душе мысль об отношении к Богу, religio , до такой степени связалась с постом, то есть собственно с едой, обедом, в последнем анализе – с гастрономическим самоустроением, что из нее выпали все поиски более тонких и духовных способов угождения Богу. «Переменить стол с понедельника» – это слишком механично, это арифметика, а не религия, что семь недель предписывается человеку и душевная тишина, кротость, подаяние милостыни. Но всё это предписывается уже потом, во-вторых, не как главное: выдвиньте-ка вы, как главное – не сквернословие, не обиду, помощь бедным, а затем прибавьте: «а кроме того, следует по возможности воздерживаться и от мяса», и получится впечатление совсем другое. Вообще, «главное» – везде исполненное, а «второстепенное» – всегда забыто. Мы говорим о народе, а не об исключениях; мы говорим о городе, а не о той или иной доброй семье. Постная пища вырезана в теле народном, в громаде национальной, как долотом; а о тишине слова и мысли или о доброте к соседу – по земле нашей мало слышно.