Сборник - Еврейское остроумие. Десять заповедей

– Ха! А я сам видел, как поп ел чолнт! И я таки подумал, что если они едят наши блюда, то я им отомщу и съем их еду!

Еврей в ресторане ест ветчину. Его видит другой еврей, из правоверных, и строго пеняет ему:

– Ты знаешь, во что тебе этот грех обойдется?

– Да, очень дорого, – отвечает грешник. – Но иногда можно потратить полтора рубля на удовольствие.

Абрам заходит в магазин и спрашивает:

– Почем ветчина?

Когда он выходит на улицу, его встречает гроза: гром, молнии. Абрам поднимает руки к небу и испуганно восклицает:

– Но я же только спросил!

В Австрии было время, когда евреев, принявших католичество, оделяли существенной денежной суммой.

Богобоязненный старик Каплан вдруг решает креститься. Со всех сторон на него сыплются упреки.

– Что вы расшумелись? – возмущается Каплан. – Мне просто нужны деньги на мацу.

Ребе Леви-Ицхак из Бердичева всегда пытался увидеть в своих единоверцах что-нибудь хорошее. Как-то в шабес ему встретился еврей с сигаретой во рту (зажигать огонь в этот день запрещено).

– Ты, вероятно, забыл, что сегодня шабес? – спросил ребе.

– Нет, ребе, помню прекрасно.

– Значит, ты забыл, что в шабес нельзя курить!

– Нет, ребе, это я тоже помню.

– Может быть, тебе врач велел курить каждый день?

– Ничего подобного! Я курю ради удовольствия.

– Боже великий! – воскликнул ребе. – Посмотри, какие праведные люди – сыны Израиля! Даже этот человек, который на глазах у всех нарушает шабес, не может нарушить заповедь Торы: «Не лги!»

Для спасения жизни можно нарушить многие заповеди, кроме, разве что, идолопоклонства. А вот кашрутом можно и пренебречь. Среди хасидских притч есть некая история о мудром ребе, к которому за советом пришел юноша, которого забирали в армию.

– О, ребе, что же мне делать? – сокрушался богобоязненный парень. – Они ведь не разделяют мясного и молочного! А если обед будет со свининой?! Что мне делать?

– Ешь, – пожал плечами ребе. – Ведь иначе ты умрешь от голода.

– То есть в армии я могу есть некошерную еду?! – уточнил юноша.

Ребе поморщился, но повторил:

– Ешь. Но не нахваливай и не чавкай!

У хасидов заведено на исходе субботы пить чай и рассказывать истории о святом Беште. Однажды, когда у люблинского цадика провожали субботу, вбежал в дом растрепанный еврей, размахивая руками. Увидев, что все слушают ребе, он уселся на край скамейки и стал ждать. Когда ребе закончил рассказ, еврей внезапно вскочил и закричал:

– Гевалт! Пожар!

Оказалось, что он пришел предупредить хасидов и ребе о пожаре, но постеснялся прервать рассказ.

– Почтение к Торе – большое дело! – сказал ему ребе. – Но забота о жизни евреев стократ важнее. Здесь нет места промедлению!

Моисеев закон запрещает употреблять в пищу свинину. А пить вино можно, но вино должно быть кошерным и желательно, чтоб собутыльник был евреем, дабы не склонил размягченного выпивкой еврея к греху.

И вот сидят в купе офицер и еврей. Офицер выкладывает на стол кусок окорока, каравай хлеба и соленья. И выставляет бутылку французского вина. Как человек вежливый, он предлагает соседу бутерброд с ветчиной. Тот мнется и с видимым сожалением отказывается. Молодой военный с аппетитом уничтожает провизию, наливает стакан вина и интересуется у попутчика, не желает ли тот промочить горло. Еврей снова отказывается.

– Вы что, ни есть, ни пить не хотите?

– Да нет, хочу, – отвечает еврей. – Но у нас ужасно строгие законы насчет пищи!

– И вы не можете нарушать их ни при каких обстоятельствах?

– Ну, разве что в редких случаях. Например, когда возникает опасность для жизни.

Тут офицер вытаскивает револьвер и в шутку наставляет на еврея:

– Пейте, или буду стрелять!

Еврей пьет.

– Вы на меня не очень сердитесь? – смущается офицер.

– Сержусь. Почему вы не вынули револьвер раньше, когда угощали меня ветчиной?

На маленькой станции под Винницей на платформе крестьянка торгует домашней колбасой. Два пассажира-еврея жадно смотрят на эту вкусную еду.

– Жалко, что это трефная колбаса, – говорит, вздыхая, один из них.

– Не может быть! – возражает ему другой. – Сейчас проверим.

Он подходит к крестьянке и грозно спрашивает:

– Вы что, позволяете себе торговать трефной колбасой?

– Нет, – отвечает крестьянка, которая не имеет понятия о трефном.

– Я же говорил! Дайте мне три фунта!

Одна из самых важных заповедей – обрезание (брит-мила). Кажется, евреи гуманнее своих соседей-арабов – они проводят обрезание, когда ребенок так мал, что и понять не успеет, что с ним произошло. Моэль – весьма почтенная профессия, его приезд в маленький город предшествует шумным гуляниям, какие устраивают после обрезания. Конечно, это важный ритуал, но евреи не прочь пошутить на эту тему.

В окне лавки выставлены красивые старинные напольные часы.

– Продайте мне часы, – просит заинтересовавшийся покупатель.

– Я не продаю часы, – отвечает хозяин лавки. – Я делаю обрезание.

– А почему вы поставили в витрине часы?

– А что бы вы хотели, чтобы я там поставил?

– Ребе, почему мальчикам делают обрезание?

– Ну, во-первых, это красиво…

После брит-мила следующее важное событие – бар-мицва. По сути дела, это вхождение мальчика в мир взрослых. Веселый праздник, ничего не отрезают. Традиция требует, чтоб во время бар-мицвы мальчик блеснул своими знаниями Талмуда. Это делается так: мальчик читает отрывок из Талмуда и растолковывает его. То есть сначала он ставит каше (вопрос), потом дает на него теруц (ответ).

Меламед готовит тупого ученика к бар-мицве и пытается вбить ему в голову хотя бы самые простые вещи:

– Первое. Вокруг темно и скользко, и ангел мести вышел на охоту. Итак, каше: почему он не падает? Теруц: он же ангел! Второе. Когда Иосиф и его братья встретились в Египте, они его не узнали. Где здесь каше? Вот где: почему они его не узнали? Теруц: прежде он не носил бороды, а тут они увидели его с бородой. Третье. У Ноя было три сына. Каше: как звали их отца? Теруц: его звали Ной…

Наступил знаменательный день. Мальчик, проходящий посвящение, стоит перед общиной и торжественно говорит: «И вот встает пасук: вокруг темно и страшно, так страшно, что Иосиф забыл, как зовут его собственного отца, да и сам он такой страшный, что его мама родная не узнает, а тем более братья. И вот вышел он из Египта на охоту. Следует каше: почему он не падает? Теруц: раньше он не носил бороды, а теперь носит».

Вечеринка в честь бар-мицвы: