Анатолий Кондрашов - Мысли и изречения великих о самом главном. Том 2. Вселенная. Время

Физиологические эксперименты на животных позволительны для реального исследования, но не ради отвратительного и презренного любопытства.

Как мы можем говорить о праве и справедливости, если мы берем невинное существо и проливаем его кровь? Как можем мы молить Бога о милосердии, если сами не имеем милосердия?

Для ученых совершенно непростительно мучить животных, пусть они ставят свои эксперименты на журналистах и политиках.

Мы превратили в рабов всех других животных и обращаемся с нашими отдаленными родственниками, покрытыми мехом и перьями, настолько дурно, что, будь они в состоянии создать религию, то, вне всякого сомнения, придали бы дьяволу человеческий облик.

Когда человек безрассудно уничтожает творения рук человеческих, мы называем это вандализмом. Когда он уничтожает одно из Божьих творений, мы называем это охотничьим азартом.

Если бы у скотобоен были стеклянные стены, то все стали бы вегетарианцами.

Человек – наш (животных) единственный настоящий враг. Уберите человека с лица земли, и первопричина голода и непосильного труда будет навсегда устранена. Человек – единственное существо, которое потребляет, не производя. Он не дает молока, не несет яиц, он слишком слаб, чтобы тянуть за собой плуг, он не бегает достаточно быстро, чтобы поймать кролика. И все же он повелитель всех животных. Он заставляет их работать, а взамен дает им только минимум, которого хватает лишь на то, чтобы они не подохли от голода, а все остальное оставляет себе.

Люди, – порабощающие, стерилизующие, режущие животных на куски и экспериментирующие над животными, – по вполне понятным причинам притворно воображали, что животные не чувствуют боли. Отчетливое различие между людьми и «животными» является очень важным условием, если мы подчиняем их нашей воле, заставляем их работать на нас, питаемся ими, носим их шкуры – не ощущая ни малейшей вины, ни малейшего сожаления. Для нас, столь бесчувственных к другим животным, совершенно недостойно утверждать, что страдать способны только люди. Поведение других животных показывает всю ложность таких притязаний. Они слишком во многом подобны нам.

В жизни отдельного человека, как и человечества в целом, имеется период, когда охотники – это «лучшие люди»… Можно только пожалеть мальчика, которому не довелось ни разу выстрелить из ружья; он не стал от этого более гуманным, а в его образовании появился досадный пробел. Так я думаю о юношах, имеющих склонность к охоте, и при этом надеюсь, что с возрастом она пройдет у них сама собой. Ни один гуманный человек, вышедший из бездумного детского возраста, не станет убивать ради забавы живое существо, которому так же, как и ему, дарована жизнь. Затравленный заяц кричит, как ребенок… Именно таким чаще всего бывает первое знакомство молодого человека с лесом и с самой глубинной сущностью самого себя. Сначала он идет в лес как охотник или рыболов, и только потом, если в нем заложены семена лучшей жизни, находит свое призвание как поэт или естествоиспытатель и расстается с ружьем и удочкой. Очень многие в этом отношении так и не выходят из детского возраста.

Пусть никто не считает легким бремя своей ответственности. Пока продолжается столь безобразное обращение с животными, пока стоны животных, страдающих от жажды в железнодорожных вагонах, остаются безответными, пока такие зверства творятся на скотобойнях – виновны мы все. Все, что живет, имеет ценность как живое существо, как одно из проявлений великого таинства, которое есть жизнь.

Согласно христианской этике, животные считаются бездушными существами. А значит, их можно подвергать вивисекции, можно охотиться на них, устраивать бои быков и лошадиные бега, их можно забивать кнутом до смерти, когда они не в силах тянуть телегу, доверху нагруженную камнями. Позор такой морали, которая не признает вечного духа, имеющегося в каждом живом существе и светящегося непостижимым смыслом во всех глазах, узревших солнце.

Хороший человек – друг всех живых существ.

Говорят, что люди всегда ели животных, как если бы это было оправданием для продолжения такой практики. Следуя этой логике, мы не должны пытаться удерживать людей от убийства других людей, поскольку такое тоже делалось еще с доисторических времен.

Если Бог не намеревался сделать так, чтобы мы ели животных, то почему он сотворил их из мяса?

Может наступить день, когда все остальные животные обретут права, в которых им могло быть отказано не иначе как только посредством тирании… Однажды может наступить день, когда будет признано, что количество ног, лохматость шкуры или то, чем завершается крестец, не есть достаточные причины для предоставления существа, способного чувствовать, одной и той же судьбе. Что другое может послужить этой чертой, которую нельзя преступить? Способность мыслить или способность общаться? Но взрослая лошадь (или собака) вне всякого сравнения более рассудительное и более общительное животное, чем младенец в возрасте недели или даже месяца. А будь это даже и не так, то что из этого? Вопрос не в том, способны они думать или способны разговаривать, а в том, способны ли они страдать.

Мы превратили животных в своих рабов и поэтому никак не хотим признать их равноправие с нами в этом мире.

Должно ли какое-либо живое существо иметь непосредственную материальную полезность для существования человека? В общем, задавая вопрос: «Какая от него польза?», вы требуете от животного доказать его право на жизнь, ничем не доказав свое собственное.

Нравственность нашего западного мира до сих пор большей частью ограничивалась сферой отношений между людьми. Но это очень узкая нравственность. Нам необходима неограниченная нравственность, которая должна распространяться и на животных.

Представляется интересным отметить, что, в то время как известны несколько случаев изучения дельфинами английского языка – до пятидесяти слов в правильном контексте, – не известно ни одного случая, когда человек научился бы дельфиньему.