А. Саркелов - Думай, как Фаина Раневская

Один настырный репортер спросил как-то Раневскую: «Кем была ваша мать до замужества?»

– У меня не было матери, до ее замужества, – отрезала актриса.

Остроумие – защита от любой внешней угрозы.

Начала свою актерскую карьеру Фаина Георгиевна Раневская в 1915 году. Это было время расцвета духовной культуры: литературы, философии, музыки, театра и изобразительного искусства в России – Серебряный век! Сдав экстерном экзамены за курс гимназии, Фаина стала посещать занятия в частной театральной студии А. Ягелло.

Для борьбы с заиканием был выбран метод растягивания слов. Это не лечило заикание, но делало его малозаметным. Фаина поняла, что не все так трагично. Отец был категорически против того, чтобы его дочь стала актрисой. В те времена актерство не относилось к престижной профессии. В 1915 году Раневская решает учиться сценическому мастерству в Москве. Это привело к скандалу с отцом и разрыву с семьей. Амбициозным планам юной Фаины Фельдман было тесно в родном Таганроге. Подобно сестрам Прозоровым, героиням чеховских «Трех сестер», она – в столице! Но, в отличие от сестер, она туда попадает.

Выпросив с трудом у родителей немного денег, Фаина Фельдман впервые едет в Москву, где, не теряя времени даром, сразу же отправляется на обход театров в поисках работы. Актеров в Москве пруд пруди, да к тому же Фаина сильно нервничает, оттого все больше заикается и даже падает в обморок.

О жизни и нравах театральной Москвы юная Фаина узнала от Екатерины Васильевны Гельцер, примы-балерины Большого театра. Екатерина Васильевна говорила: «Когда я узнала, что Вы заняли артистическую линию, я была очень горда, что Вы моя подруга». По рекомендации Гельцер Раневская устроилась работать актрисой «на выходах» в Летний театр в Малаховке – дачном поселке к востоку от Москвы.

Это не театр, а дачный сортир. В нынешний театр я хожу так, как в молодости шла на аборт, а в старости – рвать зубы.

Театральная жизнь Москвы полностью поглотила Фаину Гельцер знакомила ее с творческими людьми, с театральной жизнью, брала с собой на спектакли во МХАТ.

Каждый свободный вечер Фаина проводила в театре. Экономя деньги, она заглядывала в окошечко администратора и проникновенно-печально произносила: «Извините меня, пожалуйста, я провинциальная артистка, никогда не бывавшая в хорошем театре».

На первый раз хитрость удавалась всегда – администратор протягивал Фаине контрамарку. Но при попытке получить контрамарку вторично, администратор одного из театров отказал Раневской, сказав: «Вы со своим лицом запоминаетесь».

Первым своим учителем Фаина Георгиевна считала Московский Художественный театр, где она по нескольку раз смотрела все спектакли, которые шли в течение сезона. Особенно запомнился ей Константин Сергеевич Станиславский в роли генерала Крутицкого в спектакле «На всякого мудреца довольно простоты». Когда же Фаина впервые попала в этот театр на пьесу А. П. Чехова «Вишневый сад» (оцените великолепный актерский состав: Константин Сергеевич Станиславский играл Гаева, Николай Осипович Массалитинов – Лопахина, Ольга Книппер-Чехова выступала в роли Раневской!), то от восторга и благоговения она впала в прострацию и очнулась лишь тогда, когда к ней обратился капельдинер.

Однажды Раневская шла по Леонтьевскому переулку и увидела пролетку, в которой сидел Станиславский. От неожиданности она растерялась, а потом побежала за ним, крича: «Мальчик мой дорогой!» Станиславский смотрел на экзальтированную девицу добрыми глазами и смеялся. «Мальчик мой дорогой!» Эту случайную встречу Фаина Георгиевна пронесет в сердце через всю свою жизнь… Она боготворила великого мэтра, преклонялась перед ним, обожала его.

Не стоит считать этот период жизни Раневской совершенно безоблачным. Фаина с трудом сводила концы с концами, тем более что рачительностью и умением экономить она никогда не отличалась, но мелкие житейские проблемы не могли затмить всего остального. Екатерина Гельцер вдохнула в Фаину новые силы, возродила угасшую было надежду на сценическое будущее, и принялась за поиски места для своей новой подруги. «Гельцер показала мне всю Москву тех лет. Это были „мои университеты“», – вспоминала Раневская.

Фаина была счастлива, ведь почти добилась своего: она вот-вот станет актрисой и будет играть на столичной сцене (и пусть сначала ее роли будут второстепенными, а зачастую и вообще без слов, но это только начало), у нее появились новые знакомые, и какие! Один Владимир Маяковский, с которым она познакомилась в доме Екатерины Васильевны, стоил во сто крат дороже всего таганрогского «высшего света» с его высокомерными провинциальными толстосумами и их чванными женами.

– Почему женщины так много времени и средств уделяют внешнему виду, а не развитию интеллекта?

– Потому что слепых мужчин гораздо меньше, чем глупых.

Раневская вспоминала:«Гельцер притащила меня туда и представила необыкновенно красивому, одетому по последней моде молодому мужчине:

– Маяковский!

От неожиданности у меня язык прилип к небу: Маяковского я обожала, его „Облако в штанах“ знала наизусть и все сатирические стихи. А это – „я лучше в баре б…ям буду подавать ананасную воду“ декламировала с удовольствием подругам.

Он – поэт. Поэт, и этим все сказано. Не надо никаких эпитетов – великий, знаменитый, известный. Так же, как и артист. Есть два понятия – „артист“ и „неартист“, и ничего больше».

Запомним это отношение Раневской к профессионализму, которое она пронесла через всю жизнь. Она не признавала половинчатости, слабости и неумения.

В 1915 году жизнь в Москве была по душе и по темпераменту девятнадцатилетней Фаине.

Страна переживала Первую мировую войну, и москвичам стало не до театральных сезонов в Малаховке. Раневская пошла, как и многие актеры, на «театральный базар». После многочисленных хождений в театральное бюро она получила предложение поработать в Керчи в антрепризе Лавровской. На юге можно было укрыться от московской зимы. Но вот только в договоре с актерами гораздо больше обязанностей возлагалось на них, чем на антрепренеров. Раневская по договору была принята на роли гранд-кокет, то есть обольстительницы с умением петь и танцевать. Позже она вспоминала свой водевильный опыт с обычным юмором: «Первый сезон в Крыму, я играю в пьесе Сумбатова прелестницу соблазняющую юного красавца. Действие происходит в горах Кавказа. Я стою на горе и говорю противно-нежным голосом: „Шаги мои легче пуха, я умею скользить, как змея…“.