А. Саркелов - Думай, как Фаина Раневская

Раневская как-то сказала по этому поводу:

– А драматурги неплохо устроились – получают отчисления от каждого спектакля своих пьес! Больше ведь никто ничего подобного не получает. Возьмите, например, архитектора Рерберга. По его проекту построено в Москве здание Центрального телеграфа на Тверской. Даже доска висит с надписью, что здание это воздвигнуто по проекту Ивана Ивановича Рерберга. Однако же ему не платят отчисления за телеграммы, которые подаются в его доме!

Раневская кочевала по театрам. Театральный критик Наталья Крымова спросила:

– Зачем все это, Фаина Георгиевна?

– Искала… – ответила Раневская.

– Что искали?

– Святое искусство.

– Нашли?

– Да.

– Где?

– В Третьяковской галерее…

Валентин Маркович Школьников, директор-распорядитель Театра им. Моссовета, вспоминал: «На гастролях в Одессе какая-то дама долго бежала за нами, потом спросила:

– Ой, Вы – это она?

Раневская спокойно ответила своим басовитым голосом:

– Да, я – это она».

В купе вагона назойливая попутчица пытается разговорить Раневскую:

– Позвольте же Вам представиться. Я – Смирнова.

– А я – нет.

Раневская подходит к актрисе N., мнившей себя неотразимой красавицей, и спрашивает:

– Вам никогда не говорили, что Вы похожи на Брижит Бардо?

– Нет, никогда, – отвечает N., ожидая комплимента.

Раневская окидывает ее взглядом и с удовольствием заключает:

– И правильно, что не говорили.

Хозяйка дома показывает Раневской свою фотографию детских лет. На ней снята маленькая девочка на коленях пожилой женщины.

– Вот такой я была тридцать лет назад.

– А кто эта маленькая девочка? – с невинным видом спрашивает Фаина Георгиевна.

Даже любя человека, Раневская не могла удержаться от колкостей. Досталось и Любови Орловой. Фаина Георгиевна рассказывала, вернее, разыгрывала миниатюры, на глазах превращаясь в элегантную красавицу – Любочку.

Любочка рассматривает свои новые кофейно-бежевые перчатки:

– Совершенно не тот оттенок! Опять придется лететь в Париж.

Раневская обедала как-то у одной дамы, столь экономной, что встала из-за стола совершенно голодной.

Хозяйка любезно сказала ей:

– Прошу Вас еще как-нибудь прийти ко мне отобедать.

– С удовольствием, – ответила Раневская, – хоть сейчас!

Приятельница сообщает Раневской:

– Я вчера была в гостях у N. И пела для них два часа…

Фаина Георгиевна прерывает ее возгласом:

– Так им и надо! Я их тоже терпеть не могу.

Литературовед Зильберштейн, долгие годы редактировавший «Литературное наследство», попросил как-то Фаину Раневскую написать воспоминания об Анне Ахматовой.

– Ведь Вы, наверное, ее часто вспоминаете? – спросил он.

– Ахматову я вспоминаю ежесекундно, – ответила Раневская, – но написать о себе воспоминания она мне не поручала.

А потом добавила: «Какая страшная жизнь ждет эту великую женщину после смерти – воспоминания друзей».

В Театре имени Моссовета Охлопков ставил «Преступление и наказание». Геннадию Бортникову как раз в это время посчастливилось съездить во Францию и встретиться там с дочерью Достоевского. Как-то, обедая в буфете театра, он с восторгом рассказывал коллегам о встрече с дочерью, как эта дочь похожа на отца:

– Вы не поверите, друзья, абсолютное портретное сходство, ну просто одно лицо!

Сидевшая тут же Раневская подняла лицо от супа и как бы между прочим спросила:

– И с бородой?

Известная актриса в истерике кричала на собрании труппы:

– Я знаю, Вы только и ждете моей смерти, чтобы прийти и плюнуть на мою могилу!

Раневская грубым голосом заметила:

– Терпеть не могу стоять в очереди!

Раневская в замешательстве подходит к кассе, покупает билет в кино.

– Да ведь Вы же купили у меня билет на этот сеанс пять минут назад, – удивляется кассир.

– Я знаю, – говорит Фаина Георгиевна. – Но у входа в кинозал какой-то болван взял и разорвал его.

На заграничных гастролях коллега заходит вместе с Фаиной Георгиевной в кукольный магазин «Барби и Кен».

– Моя дочка обожает Барби. Я хотел бы купить ей какой-нибудь набор…

– У нас широчайший выбор, – говорит продавщица, – «Барби в деревне», «Барби на Гавайях», «Барби на горных лыжах», «Барби разведенная»…

– А какие цены?

– Все по 100 долларов, только «Барби разведенная» – двести.

– Почему так?

– Ну как же, – вмешивается Раневская. – У нее ко всему еще дом Кена, машина Кена, бассейн Кена…

Как-то заметила Фаина Георгиевна Раневская.

Когда молоденькая Марина Неелова переступила порог квартиры Фаины Георгиевны, она с изумлением воскликнула: «Я знала, что Вы бедная. Но чтобы настолько…»

Это, конечно, не значит, что Раневская и в самом деле нуждалась. Народная артистка СССР, любимица публики и вождей (от Сталина до Брежнева), она имела все положенное ей по рангу: элитное жилье, роскошные кремлевские пайки, «Кремлевку» и т. д. Но престижная квартира на Котельнической оказалась неудобной и шумной. Деликатесы стали недоступными из-за диабета. А «Кремлевка», хоть и поддерживала силы актрисы, но и раздражала ее своей чванливой номенклатурной публикой, духом вечного «блата».

Дочь «небогатого нефтепромышленника» катастрофически не умела обращаться с деньгами. Солидные гонорары и зарплата расходились мгновенно. На вопросы Раневской о возврате сдачи домработница возмущенно воскликнула: «Тут конец света на носу а Вы сдачи спрашиваете!» Неудивительно, что в последние годы Раневская боялась уходить на пенсию: на нее ведь не проживешь при таком настрое прислуги и при немалых всегда долгах.

Фаина Георгиевна поражает нас тем, что ценила в себе в наименьшей степени. Ей был дан редкий комический дар. Она умела выпекать из смешного многослойные плюшки, которые гомерически смешны, но есть в них и человеческая история, и трепет, и скрытая драма – жизнь, обостренная до высокого искусства.

Раневская все время спала на узенькой тахте. Приобретенную однажды шикарную двуспальную кровать она подарила на свадьбу своей домработнице Лизе.