А. Саркелов - Думай, как Фаина Раневская

М. А. Волошин выразил это так: «Актер, поэт, зритель – это осязаемые маски тех трех основных моментов, которые образуют каждое произведение искусства.

Момент жизненного переживания, момент творческого осуществления и момент понимания – вот три элемента, без которых невозможно бытие художественного произведения».

Раневская вспоминала:«В одном обществе, куда Гельцер взяла меня с собой, мне выпало счастье – я познакомилась с Мариной Цветаевой… Марина звала меня своим парикмахером – я ее подстригала».

Раневская приносила Марине по ее просьбе пустые бутылочки от духов, Цветаева сцарапывала с них этикетки и торжественно объявляла: «А теперь бутылочка ушла в вечность». А стихи поэтессы Фаина знала наизусть.

Марина Цветаева в то время тоже увлекалась театром. Исток цветаевской романтики той поры – театр: открывшийся в декабре 1914 года Камерный театр Таирова в Москве, с его взвинчивающим нервы искусством, со страстями, доведенными до накала, слиянием трагедии и фарса, непримиримостью к обыденности и мещанству.

И еще об одной встрече с Мариной Цветаевой в Феодосии в этот период жизни поведала Раневская. Она часто повторяла слова Цветаевой: «Талант сейчас ни при чем» – и вспоминала при этом: «Сдружились мы еще в юности. Однажды произошла такая встреча: в пору Гражданской войны, прогуливаясь по набережной Феодосии, я столкнулась с какой-то странной, нелепой девицей, которая предлагала прохожим свои сочинения. Я взяла тетрадку, пролистала стихи. Они показались мне несуразными, не очень понятными, и сама девица косая.

Я, расхохотавшись, вернула хозяйке ее творение. И пройдя далее, вдруг заметила Цветаеву, побледневшую от гнева, услышала ее негодующий голос: „Как Вы смеете, Фаина, как Вы смеете так разговаривать с поэтом?!“».

Несмотря на стремления Раневской, поначалу ее ждали крупные неудачи. Она никуда не смогла поступить, как «неспособная к актерскому мастерству». С трудом попала в частную школу, из которой потом и вылетела, не имея средств ее оплачивать. Актерская карьера актрисы тоже начиналась далеко не блестяще: в одном рекомендательном письме, подписанном антрепренером Соколовским, сообщалось, что Фаина Раневская – абсолютный бездарь и все роли свои она играет одинаково.

Раневская, как правило, не выпускала из рук сигарету (об этом ниже), книгу, а порой и кисти. Спектр ее интересов был невероятно широк – от русской классики до Гомера, Данте, Цицерона и Плавта. Она декламировала наизусть стихотворения Ахматовой, Маяковского и Цветаевой, обожала Пастернака. Однажды Анна Андреевна поинтересовалась у подруги, что она читает с таким увлечением. Оказалось, что это был исторический труд – переписка опального князя Курбского с Иваном Грозным.

Фаина Георгиевна писала маслом пейзажи и натюрморты, которые иначе как «натур и морды» не называла.

В кино Раневская дебютировала в 1934 году, будучи актрисой Камерного театра. Начинающий режиссер Михаил Ромм, увидев ее на сцене, пригласил на роль госпожи Луазо в фильме «Пышка» по знаменитой новелле Мопассана. Как признавалась Фаина Георгиевна, съемки были очень сложными. Отопление не работало: павильоны сохраняли температуру холодильной камеры, у актеров зуб на зуб не попадал. Постоянная суета, мучительно долгая установка света, шум аппаратуры, вечная неразбериха.

Фильм снимался в немом варианте. Тем не менее, чтобы лучше раскрыть предложенную роль, Раневская достала подлинник рассказа Мопассана и затвердила несколько фраз госпожи Луазо на языке оригинала.

Приехавший в Советский Союз Ромен Ролан был в восторге от фильма. Среди актеров он прежде всего выделил Раневскую. По его просьбе «Пышку» показали во Франции. И картина прошла там с большим успехом. Самую большую славу и популярность Фаине Раневской принес кинематограф. Хотя слово «принес» здесь не совсем уместно. Ведь это она принесла в кинематограф потрясающие роли. Только это не повлияло на решение Раневской – она уже не хочет сниматься в кино. Уж больно это утомительное дело. Однако в 1939 году она снимается сразу в трех фильмах: «Человек в футляре», «Ошибка инженера Кочина» и «Подкидыш». Последняя кинолента подарила миру известную роль с крылатой фразой: «Муля, не нервируй меня!».

Как-то у Раневской спросили, почему она не снимается у Сергея Эйзенштейна. Фаина Георгиевна ответила, что скорее будет продавать кожу с задницы, чем сниматься у него. Эйзенштейну донесли фразу Раневской. Он прислал ей телеграмму: «Как идет торговля?»

Потом были фильмы «Мечта» (1940), «Свадьба» (1943), «Весна» (1947) и «Золушка» (1947). В них проявился великолепный актерский талант актрисы. Но она не могла просто исполнять команды режиссеров, и сама придумывала себе роли. Иногда так ярко, что некоторые режиссеры протестовали. Маленькие эпизоды в фильмах она превращала чуть ли не в главные.

В 1935 году она служит в Центральном театре Красной Армии, а через четыре года опять остается без работы. Началась Великая Отечественная война, и Фаина Раневская эвакуировалась в Ташкент до 1943 года.

Ташкентская поэтесса Светлана Сомова, часто общавшаяся с Ахматовой, вспоминала:«Базар жил своей жизнью: чмокали верблюды, какой-то старик в чалме разрезал красный гранат, и с его желтых пальцев капал красный гранатовый сок. К Ахматовой прислонился рваный мальчонка с бритвой, хотел разрезать карман. Я схватила его за руку прошептала: „Что ты? Это ленинградка, голодная“. Он хмыкнул. А потом снова попался навстречу нам. Привязался, надо было бы сдать его в милицию. Но он протянул Ахматовой румяный пирожок в грязной тряпке: „Ешь“. И исчез. „Неужели съесть?“ – спросила она.

„Конечно, ведь он его для Вас украл…“ Кажется, никогда не забуду этот пирожок, бесценный дар базарного воришки».

Чуть позлее Раневская писала:«В первый раз, придя к Ахматовой в Ташкенте, я застала ее сидящей на кровати, – делилась воспоминаниями Фаина Георгиевна. – В комнате было холодно, на стене – следы сырости. Была глубокая осень, от меня пахло вином.

– Я буду вашей madame Lambaille, пока мне не отрубили голову – истоплю Вам печку.

– У меня нет дров, – сказала она весело.

– Я их украду.

– Если Вам это удастся – будет мило.

Большой каменный саксаул не влезал в печку, я стала просить на улице незнакомых людей разрубить эту глыбу. Нашелся добрый человек, столяр или плотник, у него за спиной висел ящик с топором и молотком. Пришлось сознаться, что за работу мне нечем платить. „А мне и не надо денег, Вам будет тепло, и я рад за Вас буду, а деньги что? Деньги не все“.