Нина Ильина - Еврейская мудрость всех времен

Театр сильнее всего воздействует тогда, когда он делает нереальные вещи реальными. Тогда сцена становится перископом души, позволяющим заглянуть в действительность изнутри.

Большинство современных книг – лишь мерцающие отражения сегодняшнего дня. Они очень быстро гаснут. Старое же обнаруживает свою сокровеннейшую ценность – долговечность. Лишь бы новое – это сама преходящность. Сегодня оно кажется прекрасным, а завтра предстает во всей своей нелепости. Таков путь литературы.

Движение лишает нас возможности созерцания. Наш кругозор сужается. Сами того не замечая, мы теряем голову, не теряя жизни.

Покорив мир, император Адриан вернулся в Рим и сказал своим придворным:

– Объявите меня Богом, ведь я завоевал весь мир!

Придворные ответили:

– Ты еще не захватил город Бога и дом Его.

И Адриан вновь отправился в поход. Он захватил Иерусалим, разрушил Храм, изгнал евреев, после чего вернулся в Рим и сказал придворным:

– Теперь я захватил Его город, разрушил Его дом, сжег Его чертог и изгнал Его народ. Объявляйте меня Богом!

У императора Адриана было три философа.

– Можно ли стать царем во дворце другого царя? Он сотворил землю и небо – выйди за их пределы и станешь Богом! – сказал первый философ.

– Он уже повелел Своим пророкам: «Так говорите им: боги, которые не сотворили неба и земли, исчезнут с земли и из-под небес», – сказал второй.

А третий сказал:

– Прошу, помоги мне!

– Чем тебе помочь? – спросил император.

– Мой корабль со всем моим имением захвачен далеко в море, – ответил философ.

– Я пошлю туда свои корабли, и они отобьют его, – сказал Адриан.

– Зачем посылать корабли – ты пошли ветер! – сказал философ.

– Откуда же я возьму ветер? – спросил Адриан.

– Но если ты не можешь послать ветер, разве ты Бог? – сказал философ.

Один царь узнал, что смирение вознаграждается. Он переоделся в скромную одежду вместо дворца стал жить в хижине, как обычный человек, и каждому приветливо кланялся при встрече. Но вскоре он понял, что в душе очень гордится своим поступком. То есть смирения в нем стало еще меньше, чем было прежде, когда он жил во дворце и носил царские одежды. Тогда он пришел за советом к мудрецу. И мудрец сказал ему: «Одевайся по-царски и живи в царском дворце. Главное, чтобы смирение было в сердце твоем».

Прошло сто тридцать лет от водворения израильтян в Гошене Египетском. И был сон фараону. Снилось ему, что сидит он на троне своем, и стоит перед ним некий старец, и у старца весы в руках. Вот опустил старец чаши весов, на одной поместил всех старейшин, вельмож и правителей египетских, на другую чашу поставил одного ягненка-сосунка. Поднял старец весы – и вот, видит фараон: чаша с ягненком перевесила чашу со всеми старейшинами, вельможами и правителями египетскими.

Призвал фараон волхвов своих и говорит:

– Истолкуйте мне сон мой.

В то время при дворе фараона находился и Билам, сын Веоров, бежавший в Египет с островов Хиттимских.

– Государь! – сказал Билам. – Сон твой предвещает, что произойдет великое зло для Египта от народа израильского. В народе этом родится человек, который разорит Египет и освободит израильтян от власти твоей.

Агада

Один богач ехал в карете, запряженной шестью породистыми лошадьми. Он несколько лет собирал самых лучших коней для своей кареты, покупая их в разных странах. Вдруг карета завязла в грязной луже и никак не могла сдвинуться с места, сколько кучер ни нахлестывал лошадей.

Мимо ехал бедняк на телеге, запряженной парой простых крестьянских лошадок, которые легко перетащили телегу через грязь. Богач удивился и спросил его:

– Откуда у твоих лошадей такая сила?

Бедняк ответил:

– Твои лошади хороши, но все они разных пород, и каждая – сама по себе: считает главной себя и тянет в свою сторону. Если одну хлестнуть, другие только порадуются этому и помощи от них мало. А у меня – простые лошади, но зато одна из них приходится другой матерью. Только я одной пригрожу кнутом – как другая изо всех сил старается ей помочь.

У одного человека был прекрасный сад со смоковницами, яблонями и гранатами. Он сдал свои владения в аренду и некоторое время спустя увидел, что сад совершенно запущен и весь зарос сорной травой и диким кустарником. Только человек собрался расчистить сад, как вдруг увидел посреди зарослей чудную ароматную розу и сказал:

– Ради этой прекрасной розы стоит оставить все в саду нетронутым!

В давние времена солнце и луна светили с одинаковой яркостью. Луна захотела стать главной и сказала:

– Господи! Нехорошо, что солнце светит так же ярко, как я. Из-за этого нас не различают.

И ответил ей Господь:

– Будь по-твоему. Отныне всякий сможет различить вас, потому что за твою зависть и высокомерие я сделаю твой свет тусклым.

У одного человека был участок земли – неухоженный, заваленный грязью и кучами мусора. Однажды человек продал этот участок, а купивший его расчистил землю, убрал грязь и мусор и нашел родник. Новый хозяин много работал: посадил виноградные лозы, плодовые деревья, овощи, а также цветы и ароматические травы. Все местные жители приходили полюбоваться на его прекрасный сад. А однажды проезжал мимо бывший хозяин земли. Когда он увидел, чем стал прежний пустырь, то сказал:

– Как же я прогадал! Такую прекрасную плодородную землю продал задешево! И лишился такой благодати.

Вальтер Беньямин был один из самых влиятельных философов XX века. Он стоял у истоков Франкфуртской школы (разновидность неомарксизма). Именно он использовал термин «аура», что бы охарактеризовать тиражируемый шедевр. В России популярен его «Московский дневник», который помогает взглянуть на театральную и литературную жизнь середины 1920-х годов. С приходом власти нацистов в Германии, эмигрировал во Францию, желая дальше бежать через Испанию в США. На пограничном пункте его развернули, за неимением визы. В тот же вечер Вальтер Беньямин принял смертельную дозу морфина. На следующий день, узнав о происшествии, границу открыли, и многие люди смогли спастись бегством от надвигающегося ужаса войны.

Одиночество – это когда те, кого ты любишь, счастливы без тебя.

Фашизм эстетизирует политику. Коммунизм отвечает на это политизацией искусства.

Публика всегда должна быть неправа и должна, однако, чувствовать, что критик выражает её интересы.

Только из глубины отчаяния может родиться надежда.