Алессандро Надзари - MCM

— Подстраховка. Не оценят что-то одно — сосредоточатся на остальных. В прошлом уже было так, что публика и критики холодно приняли постановку, казалось бы, учитывавшую все аспекты успеха, — так это пояснила Селестина. — Спасает, что декорации не особо затратны. Вы же ещё не видели танцев, что она ставит?

— Нет. Моё непростительное упущение.

— О, в таком случае сейчас и увидите. — Селестина уже приглашала войти, но Мартин ещё раз бросил взгляд на афиши. Одну из них — не шелкографии ли шедевр? — украшал узор, подобный удару бича на «Цикламене» Обриста; в нём была и культура Европы, и каллиграфия арабской вязи, и азиатский дракон, блестящий в золоте зари.

— Британия и Япония, — выдохнул он, — скобки цивилизации.

— Скобки или кавычки?

— Кавычки отдают куда большим сарказмом.

— Или цинизмом.

— Увы, ремарки нет.

Легковесность и динамика фасада компенсировали камерность самого театра. Сценическое пространство, как и намекала Селестина, было не особенно детализировано, но репетировавшие танцовщицы вставали в позы, достойные символизма картин Моро. «И превосходней танца семи покрывал. Но чью же голову затребует новая Саломея, и сколько их ещё на век придётся? Негоциант Леопольд, провидец Фридрих, художники, что пишут её и посвящают время её образу…» Костюмы, платья, фаты, накидки, покровы развевались, превращая надевших их в элементалей стихий. Крыльями неведомых махаонов, страстными вихрями, ответившими на зов лавинами, сбегающими со стола листами бумаги вились, выгибались и вспрыгивали бывшие на сцене и вокруг неё девушки. В этот раз Мартину не казалось, он точно видел подобные этюды, хоть и более сдержанные, во дворе, когда Селестина и Сёриз явили доступную им власть над материей. Только в тот вечер их фигуры окрашивали присущие пожару краски, сейчас же некоторые подсвечивались лампами с светофильтрами, и Мартин готов был поклясться, что в тех смешеньях видел не просто пятна, но зелень парков, суету дорог, абрисы домов, ансамбли площадей… Аплодисменты. Впрочем, не его.

— Браво, девочки, на сегодня с упражнениями хватит. Помните, что это не балет, пользуйтесь пятками, в вашем деле важно чувствовать поверхность, — голос из-за спины хвалил закончивших тренировку с акцентом, который Мартин редко когда слышал, и потому не сразу понял, что во французской речи проступало произношение американского английского.

— Привет, Лои. Смотрю, ввела новые элементы?

— Привет, Сели. Переходные. Снимают напряжение между основными и хорошо сказываются на пластике. А вот ты что-то заглядывать перестала. Ещё, моя дорогая, и на сладенькое налегаешь, — добродушно поцокала языком Лои, а Селестина в улыбке легонько потёрла платочком уголки губ, смахнув невидимую пыльцу с цветка, манившего пчёл легчайшим сливочным благоуханием клубники, шоколада и — самую малость — мараскино.

— Ой, не говори. Но полным-полно забот.

— Ну-ну, примерно как у зубного врача. Вот и что это такое было, а? Я про заметную брешь в оскале пятого округа. Люди удивляются, как это так незаметно успели снести старую усадьбу, «вроде ж ещё позавчера здесь стояла».

— Её обитатели заслужили наказание каменованием. Причём обломками их же логова. Что? А, не беспокойся. Позволь представить: месьё Вайткроу, британский джентльмен, исследователь академических коридоров и подполья, эмпат, а также союзник Директората. Месьё Вайткроу, Лои Фуллер, эмпат, талант, близкий друг ангерон, обладательница ещё многих и многих положительных характеристик и эпитетов.

— Мадмуазель Фуллер, очарован, околдован…

— Если вы не про мою скромную персону, но о тех юных грациях, то, значит, всё не зря. Хоть на наши способности и накладываются ограничения известного вам рода. А где же Сёриз?

— И это тоже часть обрушившихся забот. На пару с Саржей ищет, в каком архивном углу обитают львы. Если это и впрямь не будет лишено смысла, то позже расскажу. Нужна консультация. Я месьё Вайткроу по пути сюда так и констатировала: никто лучше Лои нас не просветит.

— Занятный подбор глагола, — в один голос усмехнулись Мартин и Лои.

— Ну да, ну да. Вопрос именно по светотехнической части. Взгляни, — и протянула ей брошюрку.

— Что ж, я рассчитывала было отослать вас к Марии, поистине учёному человеку в отличие от моей скромной персоны, но её тревожить не придётся. «Œilcéan». Аж до скрежета в зубах знакомое название. По твоему лицу вижу, что Директорат-то и не в курсе. Странно.

— Если скажешь, что фирма возникла в двадцатых числах этого мая или позже, то…

— О, нет, эти ребята ещё в апреле приставать начали. Я только начала готовить переезд труппы и реквизита из «Фоли-Бержер» в это помещение.

— А приставать с чем? Это же контора, занимающаяся поставками электротехники.

— Поставками и обслуживанием. Этим они и набили оскомину. А в подсовываемых договорах, у кого бы ни спрашивала, неизменно значился пункт о том, что компания в течение года сама будет проводить обслуживание поставленных ими товаров и систем. В смысле, театральные техники исключались из процесса, и предполагалось, что следует вызвать ремонтную бригаду «Œilcéan». Также они настаивали на периодических профилактических работах. Где-то раз в месяц. Чтобы исключить эксцессы.

— А что, — почесал Мартин подбородок подушечкой большого пальца, — у них какое-то оборудование собственного патента, чтобы не подпускать к нему «неквалифицированных» работников и в итоге, извините за латинизм, притягательный рыночный аргумент молодой, но уверенной в себе компании превратить в аргумент ad nauseam [56]?

— Вот на патентовании они как раз и не настаивали, хотя какими-то номерами вскользь красовались. Больше упирали на комплексность. Но да ладно бы одно это, многие-то как раз восприняли предложение как более чем разумное и согласились. Да только для меня, уроженки Штатов, «более чем разумное» эквивалентно «неразумному». Они за всё просили ну очень смешные деньги, как по меркам рынка. Я научного любопытства ради пробовала выяснить, не стоит ли за ними какой промышленный магнат, обеспечивший им собственное производство — напоминаю, что позиционируют они себя как поставщиков и обслугу, — но нет, неизвестно, где они это всё заказывают. Но поймите: те деньги, что они выставляли в счетах, вряд ли бы позволили им работать даже в ноль. Я могу предположить только три варианта, зачем этим заниматься. Или это какое-то убыточное предприятие на спор — тяжкий карточный или иной спор, и последствия отказа проигравшей стороны от уговора куда позорнее или страшнее, чем ведение дел подобным образом. Или это какой-то ну очень хитрый способ распугать кредиторов и акционеров, то есть с непонятной целью обанкротить предприятие, но для этого оно ранее должно было быть лакомым пирогом, однако, как вы поняли, за ним нет вообще никакой истории. Или они получают щедрые пожертвования от некоего лица или группы лиц, пожелавших остаться неизвестными, и так агрессивно наращивают долю на рынке электротехнических услуг, что тоже может быть началом какой-то хитрой аферы то ли ухода от налогов, то ли биржевых игр с акциями «компании, стремительно ворвавшейся на рынок, но уже имеющей своими клиентами до трёх четвертей городских развлекательных учреждений», то ли обрушения расценок конкурентов, которые, ведя более-менее честную игру, такого давления не выдержат.