Алессандро Надзари - MCM

На доске уже не оставалось свободного места, губка уже давно не впитывала и собирала, а сухо размазывала, и новые записи руинированно вздымались над поверхностью утопшими в песках и снегах контурами утраченной, поглощённой временем грандиозности. Мысли также блуждали, всё больше надеясь — и совершенно зря — на запорошённые следы, отказываясь вглядываться в перспективу сквозь колющую бурю и выискивать там маяки, знаменующие переход в новую область. Воздух полнился запахом карбоната кальция — неизменного спутника работы ума, прожектора в тёмном царстве тайн, взмаха кирки в горном мраке аспидной доски и кильватером на морском мраке доски меловой.

— Сели, ну ты ещё на стул встань и оккупируй последние дюймы сверху, — заставил сарказм съехать набок улыбку Сёриз, откинувшую руку за спинку стула. — Ну вот, ты это сделала. Молодец. Теперь давай-ка это снимем со стены и спрячем лет на пятьдесят, а потом, на старости лет, продадим в музей отвлечённого искусства. Мы уже переступили порог информативности.

— Только так можно бороться с наводящими темень чернилами каракатицы, — выдохнула Селестина, ходившая около доски в пустовавшем учебном классе.

— Это как же, перекрывая её не менее непроглядной белизной? Контрастненько, но мне казалось, что лучшая борьба — это коагуляция и употребление той сепии для письма; разлить по баночкам, отсортировать по качеству — и пустить себе и другим во благо, превращая аморфную слизь в строй слов. Хотя, пожалуй, можно и просто отчаянно махать руками в надежде, что он этого произойдёт рассеяние.

— Как вариант. Но мы не очистим воды, если не избавимся от их продуцента. А у каракатицы, — слегка изменила она цитату, приведя выражения к одному знаменателю — уязвима лишь голова. Так делают дельфины: набрасываясь на каракатицу, они очень ловко откусывают ей голову.

— Ра-ах, скоро я сама уже взоржу дельфином.

— Голубизны крови не хватит, и у нас уже не монархия. Смотри: ну да, тень ляжет на весь город, а то и дальше, но так ли много людей в курсе происходящего на данный момент? И какого они свойства? Кто успел подхватить заразу? Мирные жители? Пока что нет. Нужно обратить против заговорщиков их же тактику, спутать им планы и понаставить как можно больше клякс на их координатной сетке, в которую, как ты верно заметила, мы никак не должны попасть. Мы обязаны воздействовать на головы, пусть сами их друг дружке поотрывают, пусть треснут, лопнут и взорвутся. А ликвидировать последствия, затыкать бреши, регулировать давление — оставим этот удел другим.

— О да, уделом и уроком. Кажется, до них до сих пор не вполне дошло, что за тревожную радость от внезапной постэклипсической тишины они расплачиваются с процентами сейчас. И проценты накапливаются от непонимания природы медленно накатывающего хаоса. «Кто мы такие, чтобы спорить с показаниями аппаратуры?» И это несмотря на предупреждения с мест. И наши. Ну, ладно-ладно, — твои.

— Сёриз, ты же, кажется, ходила к папá. Прости, что заставила идти вместо себя. Но он-то что думает?

— В условиях, что мы молчим, так пока и не даём точку фокуса?

— Мы обязательно расскажем, когда соберём больше сведений. Надо же с чем-то сопоставить сообщение, которое нам полагалось передать.

— Что ж. Он задаёт любопытные вопросы и ставит нетипичные задачи. Перебрасывает силы с производства потоков и оптимизации сети каналов. Не хочет, но распаляется на локальную рекоммуникацию… Короче, из инженеров — в водопроводчики.

— А что по телу-скриптору?

— Почему-то сконцентрировался на регистрации самой поверхности, а не того, что на ней. Единственный его глобальный шаг. По моим ощущениям, так он проводит оценку риска потери контроля тела города — вот я молодчина, шесть существительных подряд!

— А чем ему поможет топография?

— Ну, поскольку всё уже картировано и зонировано в удовлетворительной степени, то, проведя ряд вычислений, экстраполяций, построений моделей и прочих снотворных алхимических действ, можно в конце концов провести операцию импликации от результата к тому массиву, что регистрируется с поверхности, и понять, где у нас проблемы, где поверхность тела города несоразмерна активности урбматерии. То есть, выявить, что и в каком размере мы не фиксируем и упускаем, а потому вынуждены аврально исправлять и идти на поводу у Великого Плана — заметь, я говорю уже без иронии. И для этого не потребуется качественный анализ самих записей, в котором уже тонут ребята Саржи и над которым надрывается машинерия.

— Так… что ты там говорила про дельфинчика?

— Нет-нет, что ты о нём говорила? Где ты вообще отрыла эту книжку? Ты и Гюго! Я тобой горжусь. Ай!

— Ай!

— Прекращай!

— Нет, ты!

Потирая раскрасневшиеся от щипков места и тихо смеясь, она продолжила:

— Но знаешь, что наиболее ценное я почерпнула из книги? — посерьёзнела она. — Что спрут — или каракатица, или кальмар, здесь все головоногие сливаются воедино — это отрицание. Да, спрут это отрицание. Вернее, познаётся через отрицание, через вычитание того, что у него нет, через понимание того, чем он не является. И через сравнение с другими сущностями, кажущимися сопоставимыми. Позже я могу найти тебе тот абзац в книге, по-моему, где-то во второй части. Он, то есть спрут… Как же это? Ах, да. Он апофатичен.

— Надеюсь, не в богословском ключе, иначе это будет Слишком Великий План… Не смей! Даже не смей! — хохоча увернулась Сёриз. — Мысль, на самом деле, ценная. Я правда тобой горжусь. И нам правда стоит её придерживаться. Этот Совет анархитекторов может мнить себя кем угодно в своём демиургическом представлении, но это же и слабое место. Логика за нами.

— Да. И от чего-то подобного отталкивается папá.

— Ну-у…

— Ладно, не суть, это всё равно не моё. Просто ещё раз для себя закрепим и подытожим, если позволишь, цитатой: «Кровососный аппарат обладает тонкой восприимчивостью клавиатуры».

— У-у, этим надо Саржу подзудить!

— Короче, их поражение зависит от того, что мы им скормим.

— Если брать чуть шире, хм, то от обратной реакции. Они играют и наслаждаются неведением Директората. И наверняка их отдельно удовлетворяет и то, что мы не знаем, что они знают о Директорате. А вот их надстройка — или подстройка? — на основе серебряных побрякушек зато наверняка работает превосходно. И мы опять-таки понятия не имеем, как это работает.

— Я сегодня загляну в полубиблиотеку-полуархив и тихонько выведаю, есть ли упоминания чего-то схожего. При положительном исходе пойдём к руководству, поставив на центральное место не само собрание, а факт обнаружения этой серебряной чепухи… Ну, где-нибудь. Может, проследим за кем-то на очередном собрании.