Алессандро Надзари - MCM

— Ты что-то знаешь? Я надеялся, ты успела узнать что-то новое, подкрепить догадки. Что там выведала Корнелия, удалось найти связь?

— Нет, те ребята не по нашей части и не по нашу честь, в этом папá прав.

— Ясно. Ну, уже что-то можно исключить.

— Угу. Слу-ушай, — внезапно вспомнила Селестина, сама не ведая, почему, — насчёт нового. Сейчас, конечно, улицы будут полниться различными ересями в хорошем и плохом смыслах слова, но что, если я тебе скажу: «паутина пирамиды»? За точность не ручаюсь, но смысл в том, что некая пирамида производит некую паутину, и эту паутину, м-м, намерены смахнуть?

— За-анятно, — в чём-то его тон был передразнивающим. Похоже, он успокоился и выговорился на беззащитной Селестине, и теперь был больше похож на себя официального. — Наверняка, подслушали у пьяной компашки миноров?

— Ты специально уточняющий вопрос паузой отделил от ответа? Ну, хорошо, да, это подслушано в компании миноров. Честное слово.

— Я плохо читаю по лицам, но, похоже, что говоришь правду. Я не наседаю. Пожалуйста, пойми, что нам сейчас нельзя дробиться на фракции, если есть, чем обменяться, этим нужно обменяться, иначе мы никогда полной картины не увидим.

— Выходит какой-то бартер отложенного действия, если у второй стороны ничего нет на обмен.

— Для этого люди и придумали более совершенные — товарно-денежные отношения.

— И что же выступит валютой?

— Боны будущего Директората. Участие в этом будущем, его определение.

— Амбициозно.

— Как я уже говорил, от нас в любом случае требуется новая модель. Из следствий это предполагает административные изменения.

— А так хорошо говорил про единство и опасность деления…

— Я никого свергать не собираюсь, это вопрос лояльности, а не карьеры. Но при переменах, естественно, кто-то пойдёт вверх, кто-то пойдёт вниз, от кого-то, возможно, избавятся. Это вопрос адаптации. И что касается ответа на твой… Скажи ты не «паутина», «нить», более общее понятие, я бы ещё колебался, указывать ли на кабинет папá Блеза. — «Нить? Ох, ну неужели…»

— То есть речь о том аквариуме? Вернее, сиренариуме?

— Да. Как понимаешь, о нём известно немногим вне цеха. Так что продолжить исследование вопроса определённо стоит. Не знаю, куда отправилась Сёриз, но если сверяться с библиотеками и архивами извне, то может не тратить время снова, речь не о каких-то пирамидах-надгробиях на городских кладбищах, в частных садах или о площади и улице Пирамид, имеется в виду кабинет с медными дверями.

— А что с паутиной или нитями?

— Одно время ходил миф, будто та пирамида — самое окончание опистосомы, то есть брюшка паука, который зарылся глубоко под городом и впился хелицерами в сочный кокон, разжижая его своим ядом, и который оставил на поверхности один прядильный аппарат, рассеивающий над городом, подобно заводской трубе, то, что ныне мы именуем регистрациями, ловящий в эту паутину всё, что пытается воспарить над ней, а остальное — зажать между новым горизонтом и старой землёй. И здесь я должен указать на определённые проблемы с аллегоричностью, которой требуется ещё несколько промежуточных сращений: где анатомия пауков, а где анатомия фабрик. Если примитивно, то к трубам последних ближе, не знаю, каракатицы. — «Каракатицы?! О-о, моя голова!»

— Получается, они готовятся устранить папá, нам стоит проверять все входящие посылки?

— Вряд ли снизойдут до бомбы, речь именно о тех изменениях, что я говорил. Для кого-то он — олицетворение нынешней модели, поэтому избавление от нитей пирамиды или смахивание её паутины — это аллегория банального политического лозунга.

Несколько минут они промолчали бок о бок, как когда-то в далёком приютском детстве подпирали спинами кровать и то сводили, то разводили носки, будто намеревались вытолкнуть лодку с полной горести суши и перерезать удерживающие её канаты — с возрастом менее интенсивно и заметно.

— Тебе не холодно сидеть на полу?

— Я ещё в самом начале подгребла под себя несколько плотных листов, так что не особо.

— Нам пора уходить. Не хочу встречаться с совоглавыми сейчас. Но за то, что упорхнули на какую-то ночную охоту, они ещё получат.

— Ты уже грозился.

— А если бы ты так и пролежала на полу всю ночь? Ещё и под сводами шкафа, из которого могло что-то очень неудачно выпасть прямо на голову?

— Спасибо, что беспокоишься. Если честно, мне бы дойти до санитарного кабинета — уж сейчас-то, я надеюсь, он откроется.

— А что такое?

— Ты правда хочешь, чтобы я тебе тут перечислила все симптомы?

— Да нет. Кажется, я и так знаю, в чём дело. Странно, что тебе не сообщили.

— Сообщили что? Не томи!

— Твой ис-диспозитиф. Он канул в небытие. Так что если помимо физиологических испытываешь и душевные симптомы вроде чувства утраты или тоски, то всё от разрыва связи. Три дня мучений — и будешь снова радоваться жизни. Не знаю, как твои ночные воздыхатели это сделали, зато нам убавили работы и беспокойств, хоть какой-то от них толк.

— Новость в принципе-то даже чудесная, но теперь я ощущаю потерю вполне рационально. М-да. И далековато до полноценного комфорта.

— Могу облегчить твои страдания, — полез он в карман и извлёк оттуда коробочку монпансье. — Мятные.

— М-м! Так ты и в правду уплетаешь леденцы!

— Я тебя никогда не обманывал. Просто мой образ заставляет воспринимать некоторые мои признания как абсурдные.

— Теперь-то, надеюсь, не будут тянуть с выдачей нового устройства?

— Только если ты не будешь тянуть с ритуально-технической подготовительной частью.

— Ай, я совсем про это забыла. Бр-р, снова иголки и всё остальное, воспоминаниями о чем не желаю портить удовольствие от конфетки. М-м. Спасибо, мне прямо сразу полегчало, честное слово. Интересно, а в этот раз дадут выбрать цвет подкладки и ремешков? И можно ли выклянчить для отделки замшу? — Щебетала она с какой-то неподдельной девичьей весёлостью, а щёки налились румянцем, подкрашиваемым зачинавшей день зарёй.

Мартину Вайткроу всегда нравились бодрящие ветреные морозные утра, разгоняющие кровь на ланитах домов, а иные и вовсе превращающие в кристаллы рубина — или же выявляющие уже заложенную в них их благородную натуру? Но от чего этого благородство? Нет, точно не от архитектурного стиля, не от богатства материалов, не от их дороговизны, не от кондитерской вычурности карнизов, пилястр, кариатид, балюстрад, консолей, плафонов, фронтонов, фестонов, раковин, и не от того, что их внутри дополняет мебель под Людовиков четырнадцатой и пятнадцатой итерации, — дело в ордере, дело в структуре. В конце-то концов и в начале начал, что благородного в минерале корунде, из которого и добываются рубины и сапфиры? Это всего лишь оксид алюминия. Al 2O 3— ни моля благородных металлов в составе. Всё дело в том, как атомы вещества сопряжены между собой — в сингонии, порождающей красоту порядка.