Алессандро Надзари - MCM

— Не могу иметь к вам претензии, Дмитрий Иванович, — легко ответил Михаил улыбавшимся уголкам глаз.

— Когда я говорил о Высочайшей поддержке и пагубном влиянии на неё, я выразился не вполне точно. У меня есть подозрения считать, что подтачивать её будут не снаружи, а изнутри. Осмелюсь даже указать на участие Николая Николаевича Младшего, этого высокомерного, малодушного самодура — князя, великого в искусности лжи и плетения интриг. Он слишком хитёр, чтобы подставляться так же глупо, как вымаранный из великих князей и сосланный куда подальше Николай Константинович, но за прыть бывшего атташе в ответе он. И наверняка это не все представители императорского дома, прямо или косвенно работающие против нас. Ох, велел же остерегаться, предупреждал меня о чём-то таком юный, но достойный Михаил Александрович — тихонько так, — а я, старый пень, и не расслышал, не разглядел! Мм… Но поздно сокрушаться.

— Чем же я могу помочь? Куда ведут собранные нами записи?

— Туда, где вам понадобится особое облачение. Обратите внимание на коробочку у моего стола. В ней наряд одного, хм, тайного общества. Возьмёте с собой и переоденетесь. Не здесь. И придётся пойти одному.

— Но как…

— Оказалось несложно, — между прочим, благодаря той встрече в день прибытия, что вас так, помнится, насторожила, — найти тех, кто вхож в те же закрытые клубы, что и старающийся поспевать за тенденциями экс-атташе. — Михаил вспомнил про тот блокнотик, про перечень увеселительных и статусных мест.

— Я не смогу взять с собой ни подчинённых, ни технику, ни оружие. На чём мне сконцентрироваться?

— Постарайтесь не зацикливаться на чём-то одном, но и не распаляйтесь — только привлечёте ненужные взгляды. В таких местах всегда что-то происходит одновременно, просто улавливайте, образно говоря, откуда ветер дует, и ищите области повышенного давления. Постарайтесь увидеть всё вчуже. Запомните картинку с разных ракурсов, интерпретацией и отсеиванием зёрен от плевел займётесь, когда выйдете оттуда.

— Сколько у меня времени на подготовку?

— Пойдёте в ночь со вторника на среду. Точнее, явитесь минут за сорок до полночи. При входе вас — куда ж без этого? — испытают. Минут пять помнётесь у порога, затем на вас соизволят обратить внимание и спросят, чего вы ждёте. Вкрадчиво ответьте: отворения бронзовых врат. Запомнили? Хорошо. Адрес… Так-так. Рю Сен-Жак, № 195. На пересечении с рю Гей-Люссак. Чуть больше сотни саженей до Люксембургского сада, чуть больше сотни же до Пантеона и чуть больше сотни до Высшей нормальной школы. Любопытное место для собраний избрали, не находите? Редкий паук отказался бы сплести там паутину.

«Или спрут — раскинуть щупальца».

В означенный час Михаил прибыл в указанное место. Вернее, уже несколько раз маятником Фуко успел пересечь вытянутое пересечение улиц, отчего-то напомнившее ему скрещённые шпаги, в поисках подходящей наземной точки обзора, но, увы, так и не нашёл ни одного подходящего переулка или алькова, а хоть бы и вазона, честное слово! Ни одной подходящей выщерблины, чтобы затаиться, даже дверные проёмы были неглубокими. Возможно, место было выбрано и по этой причине: засаду и налёт на этот клуб если и могли устроить, то только выставив оцепление радиусом в несколько десятков метров и пойти строем, достойным наполеоновской армии. Или с воздуха.

К счастью, штабс-капитан Немченко согласился после высадки очередного экспедиционного отряда, на недолгий срок оставив группу без возможности экстренной эвакуации, на всех парах подбросить лейтенанта Евграфова до пятого округа и сделать пару кружков над местностью. Рекогносцировка же и показала, что единственные возможные точки наблюдения — на крышах, но Михаил шёл налегке и не мог взять с собой приспособления для «фасадолазанья», а значит, последующий спуск с них был бы проблематичен. Разглядел он и садик за интересующим его домом. Ни одна из фигурок, вышедших в его зелень, даже не подумала взглянуть на небо и оповестить остальных о странном летающем объекте, вероятно, проявляющем интерес к их деятельности. Зато, было похоже, там же находился и второй вход; прибывающих одаривали жестами. Сергей Аполлонович вежливо напомнил Михаилу Дмитриевичу, что время ограничено, и не хотел бы подводить спустившихся на территорию Выставки, тот согласился на высадку в сквере к западу от перекрёстка; правда, не расслышал, как навигатор назвал улочку, на которую должен был выйти Михаил, — что-то вроде ль’Эпе, — и подумал, не в честь ли призоносной швейцарской часовой фабрики.

Коробочку Михаил захватить не забыл. Но переоделся только в последний момент. Деваться было некуда: пришлось облачиться в ализариновые перчатки и мантию, а также кардинальскую шапочку. Хорошо, что неловкость он мог скрыть за белой маской, на вид не вполне театральной, также прилагавшейся в комплекте. К двери городской усадьбы он подошёл в минуты, когда, как ему было известно, Сатурн, Уран и Юпитер выстраивались на едином азимуте, а Луна касалась нулевого. Он ждал положенные пять — или сколько потребуется на самом деле — минут, и, от нечего делать, задрал голову в беспочвенной надежде разглядеть какой-нибудь метеорный поток, хоть без инструментов и точного знания это и было бесполезной задачей.

Щёлкнул механизм, отворилась задвижка. Голос, искажённый прохождением по медной трубе, спросил, чего незнакомец ждёт. Михаил со всей возможной серьёзностью ответствовал, что ждёт отворения бронзовых врат. Пурпурная дверь пришла в движение, и его пропустили в обтянутую красно-коричневой шагреневой кожей переднюю. Затем ему «напомнили», что он волен в своём выборе, и в конце данной ночной сессии, если его игру признают выдержанной с блеском, если он справится с преходящими ролями, которые могут его найти или нет по своей воле, и о существовании которых ему следует догадаться самому, поскольку уведомлён не будет, то получит проход за кулисы — иными словами, утвердится в статусе члена клуба. После этого привратник с оливковой кожей — что по цвету, что по умащенному блеску — и голый до пояса, но носивший бронзовую маску, отодвинул плотную чёрную занавесь и жестом пригласил войти в чертоги.

Михаила ждало одно большое, нескромное и неоднородно освещавшееся помещение. Да, первым делом он обратил внимание на зонирование светом. Альковы, эркеры и области с не то лабиринтовидно, не то ракушечнообразно сдвинутыми диванами и креслами довольствовались восковыми свечами — иной раз ими же обозначалась и мнимая стенка, отгораживавшая эти участочки-лбиринтики для доверительных бесед. Менее интимные районы, где люди предпочитали стоять и переходить от группки к группке, освещались изящными, но технически простыми керосиновыми лампами, иной раз заметно коптившими от вибраций. Ну, а общим пространствам, где проходило наиболее заметное действо, достались продуманно установленные лампы с калильными телами, судя по яркости, срамившей выдаваемое электричеством, — с колпачками Ауэра фон Вельсбаха.